чувственную, снисходительную, сонную, вежливую, ту, что он дарит Пандоре, и ту малозаметную, которую почти невозможно увидеть, как будто он не даёт себе волю ей поддаться…
Эта мне нравится больше всего.
Потому что мне кажется, что я вытягиваю её из него, даже когда он этого не хочет. Как будто он даёт мне что-то, чего не собирался давать.
— Здесь чем-то хорошо пахнет, и я готов поспорить, что от тебя.
Когда я узнаю тёплый, мягкий голос, раздающийся позади меня, кровь в венах вскипает. Каким-то образом Грейсон проник внутрь квартиры и подкрался ко мне! Не издав ни единого звука. А теперь он обхватывает меня своей большой рукой за талию и разворачивает, и это движение перемещает почти сто девяносто сантиметров плохого парня так, что его губы оказываются всего лишь на волосок от моих. Я впитываю его близость, мои руки скользят вверх в быстром, жадном исследовании по его мощным предплечьям, и в этот момент мои чувства начинают закручиваться в спираль.
— Привет, — выдыхаю я, — я...
Он целует меня целую минуту.
Полторы минуты.
Наши губы двигаются, сливаясь, мои колени подгибаются, потому что его поцелуи лучше, чем всё, что я когда-либо испытывала. И теперь я не могу ни думать, ни говорить, ни даже стоять на ногах.
Грейсон отстраняется, и я чувствую, что под его горячим взглядом краснею.
— Мне нравится, — шепчет он, указывая на мой фартук, и радостный огонёк в глазах Грейсона заставляет меня чувствовать себя так, будто я только что выиграла главный приз на шоу «Железный шеф-повар»[19], а он ещё даже не попробовал мою еду.
— Тебе понравится ещё больше, когда ты поймёшь, что я сама собираюсь накормить тебя десертом, — шепчу я. Его грязный ум, кажется, берёт над ним верх, потому что Грейсон выглядит мгновенно голодным. Смеясь, я усаживаю его на один из двух стульев у кухонного острова. — Это не то, о чём ты подумал, я – о настоящей еде!
— Ты снимешь это для меня? — Он дёргает меня за пояс фартука.
— Может быть, если ты, как хороший мальчик, доешь свою еду.
Он хихикает. Богатый, насыщенный звук и его ухмылка опустошают, захватывая мой мозг.
— Тебе больше нравится, когда я плохой, — замечает он.
Пряча улыбку, наклоняюсь и вытаскиваю тарелку с макаронами прихваткой, сознавая, что он заметил, что на мне под фартуком только короткое платье – возможно, он даже видит, что на мне нет трусиков. От этой мысли меня бросает в дрожь.
Наступает тишина, среди которой раздаётся скрип табурета, когда Грейсон откидывается назад и сбрасывает обувь. Потирая подбородок и наблюдая, как я кружусь по кухне, он говорит со мной, и в его хриплом голосе появляются смущающие, почти насмешливые нотки.
— Никак не могу отделаться от мыслей, чем ты всё это время занималась. — Грейсон делает паузу, затем его голос становится ещё более низким и хриплым, чем когда-либо. — Ты скучала по мне?
— Что за вопрос такой?
Грейсон одаривает меня плутоватой ухмылкой.
— Тот, на который я хочу знать ответ.
Я улыбаюсь ему в ответ, раскладывая на столешнице приборы, а когда ставлю салат и макароны, он обхватывает рукой без перчатки моё запястье.
— Так что?
Наши глаза встречаются, и Грейсон нежно разжигает во мне растущий огонь, проводя большим пальцем по внутренней стороне запястья.
— Скучала? — тихо спрашивает он.
— Да, — еле слышно отвечаю я. Провожу свободной рукой по его подбородку и порывисто наклоняюсь, чтобы поцеловать в щёку. Шепча ему на ухо: — Очень сильно.
Он хищным взглядом следит как я сажусь на табурет на другом конце кухонного острова.
Мы улыбаемся друг другу, улыбки, кажется, растягивают наши губы одновременно. Это всегда было так, с того самого момента, как мы встретились. Наконец я замечаю, что он принёс вино, и наблюдаю, как Грейсон открывает бутылку, ищет в моём шкафу бокалы и возвращается, чтобы налить один мне, а другой себе.
Мы чокаемся бокалами, улыбаясь, и, прежде чем выпить, он шепчет:
— За тебя, принцесса.
— Нет, за тебя, — парирую я, делая глоток.
— Тебе нравится перечить мне, не так ли? — мурлычет он, продолжая взбалтывать и нюхать вино в своём бокале.
Я смеюсь и как только начинаю есть, внезапно чувствую себя самым сексуальным существом на свете. Как будто каждое моё движение соблазняет его, возбуждает и волнует.
Даже моё дыхание не ускользает от внимания Грейсона.
Чувствую, как Грейсон смотрит на мои пальцы, на мои оголённые руки, на открытые плечи, на губы. Я беру вилкой немного салата и тоже смотрю, как он отрывает кусок хлеба и отправляет его в рот. Мы тихо пьём, наблюдая друг за другом, наслаждаясь обществом друг друга. Взглядами друг друга. Энергетикой друг друга. Я декоратор, который верит в фэн-шуй. Я верю в инь и ян. Я никогда не чувствовала такого ян к своему инь. Вообще никогда в жизни.
— Тебе нравится еда? — спрашиваю его.
— Я первый мужчина, для которого ты готовишь?
Прищурившись, делаю глоток красного вина для храбрости, но от нервного спазма в животе лекарства нет.
— Хочешь правду? Да. Ты первый. Так что хорошенько подумай над своим ответом, — предупреждаю я.
— Каждая ложка была такой же вкусной, как и ты.
— Неужели? — улыбаюсь я. Чувствуя себя неуверенно, проверяю его тарелки и замечаю, что он съел всё до последней крошки.
Грейсон откидывается назад, и его взгляд опускается с моих глаз на плечи и грудь.
— Я готов к десерту.
— Подождите, мистер, я ещё не закончила. У меня есть настоящий десерт, но, знаешь, это не я!
Накручиваю немного пасты на вилку чуть быстрее и запихиваю её в рот, слизывая немного соуса «Песто» с уголка рта.
Грейсон пристально смотрит на меня. Он выглядит таким большим, тёмным и сексуальным в моей квартире, и я не привыкла к глубоким маленьким уколам желания, возникающим в груди.
— Как прошла твоя неделя? — спрашивает он.
Меня пронзает вспышка чувств, когда я вспоминаю все ночи, что провела лёжа в постели, более напуганная, чем хотела бы, и более одинокая чем когда-либо. Может, из-за того, что я знаю, с кем хочу быть прямо сейчас. Может, потому что чувствую себя уязвимой и напуганной.
— В общем-то хорошо, — вру ему. — Кстати, хотела ещё посоветоваться с тобой. Нашёлся покупатель на мою машину.
