class="p1">— Он знал, что ты чувствуешь. Поверь мне, ни один мужчина не отпустил бы тебя без боя.
Мое дыхание учащается, и я отступаю назад, желая оставить между нами хоть какое-то расстояние. Я слишком ранима, слишком уязвима, слишком эмоциональна и слишком потеряна в прошлом. Мой разум не работает, и мне нужно немного пространства.
— Мне нужно проверить ужин.
Джейкоб, кажется, понимает и кивает. Но он наклоняется и дарит мне еще один нежный поцелуй.
— Конечно. Я просто пойду проверю Себастьяна.
— Отлично. Он во второй двери справа.
Я захожу на кухню и прислоняюсь к стойке. Я влюбляюсь в него, и у меня нет ни единого шанса остановить это.
Глава двадцать третья
Бренна
— Ты была права, — говорит Джейкоб, вытирая рот. — Эта лазанья — лучшее, что я когда-либо ел.
— Не надо врать.
— Я не вру! Это было великолепно.
Себастьян соглашается.
— Это была твоя лучшая лазанья, мама.
— Это действительно было так, мама, — добавляет Мелани.
Я улыбаюсь своим милым детям.
— Спасибо. А теперь, ребята, вы можете прибраться, а я скоро приду помыть посуду.
Мелани поднимается первой и берет тарелки, а Себастьян забирает все остальное.
— Еще раз спасибо за это, — говорит Джейкоб. — Клянусь, теперь я подниму тебя на ступеньку выше.
— О? Кого я обгоню?
— Сидни. Боже, как я люблю эту женщину, но она готовит как дерьмо.
Я разразилась смехом.
— Уверена, она была бы рада, если бы ты так сказал.
Он поднимает руки.
— Эй, я начинаю жалеть Деклана.
Он просто ужасен.
— Ты бы когда-нибудь сказал ей это в лицо?
— Ни за что, — Джейкоб откидывается на спинку стула и раскинув руки, широко ухмыляется. Когда он снова садится прямо, то глубоко вздыхает. — Я завидую этому.
Я оглядываюсь, чтобы понять, на что он смотрит.
— Бардаку?
— Тому, что ты сидишь с детьми и ужинаешь. Когда была жива моя мама, ужин был священным. Мы вчетвером, конечно, ненавидели его, но, оглядываясь назад… Я бы хотел, чтобы у нас их было больше.
— Вы были близки с мамой?
Он кивает, словно уносясь в далекое время.
— Я, наверное, был ближе всех к ней. Коннору хотелось бы думать, что это был Шон, но мы с мамой просто понимали друг друга. Я мог сидеть в другом конце комнаты, смотреть на нее, и, клянусь, она могла читать мои мысли.
— Что не всегда было хорошо.
Мы оба смеемся.
— Она была клеем, и когда она умерла, все словно рухнуло. Мой отец, наша семья, жизнь, которая у нас была, но мы с братьями стали непробиваемыми.
Я видела, как это происходит раньше. Они вчетвером должны были в какой-то мере стать теми, кем была их мать.
— Я совсем не рада, что вам пришлось пережить все это, но хорошо, что вы были друг у друга, чтобы пережить бурю.
Джейкоб пытается улыбнуться, но я знаю, что это фальшиво.
— Мы дали друг другу много обещаний, и одно из них заключалось в том, что мы никогда не будем похожи на нашего отца. Восемь лет мы жили, не давая себе возможности нарушить эту клятву.
— Что ты имеешь в виду?
— После несчастного случая мы с братьями пообещали никогда не рисковать стать такими же, как он. Не иметь детей, не жениться, контролировать свой гнев… все это.
— Звучит очень благородно.
Он смеется.
— Это было глупо. А еще было чертовски одиноко.
— Ну, я только что сказала тебе, что брак не всегда означает отсутствие одиночества.
— Правда. Это было просто… наказание.
Я борюсь с желанием сказать ему то, что я бы сказала пациенту. Но Джейкобу это не нужно. Поэтому я беру его за руку.
— Твои братья все женились и теперь у них есть дети.
— Да.
— Но ты не будешь этого делать?
Его глаза встречаются с моими, и я вздрагиваю, когда его большой палец проводит по моей руке.
— Я не могу. Я хочу. Я бы сделал это ради подходящей девушки, но я видел, что Голливуд делает с парами. Я не могу сделать это с кем-то. Не по своей воле.
Я знала, каким будет его ответ. Он готов отбросить собственные желания и потребности, чтобы защитить других, вместо того чтобы просто бросить другого человека на растерзание таблоидам. Он милый, добрый, и я ненавижу его. С Джейкобом все его причины стали казаться мне полным бредом. Кого волнуют таблоиды? Кого волнует, что о нас думает Голливуд, СМИ или весь мир? Меня — нет. Я хочу его. Я влюбляюсь в него, а это значит, что я должна принять эту жизнь ради него. Я приму все, если это означает, что я получу и его. Но это только один кусочек нашей проблемы, потому что Джейкоб не хочет оставаться. А я не хочу уезжать. Какая-то часть меня надеялась хотя бы на то, что это возможно. На шанс, что, если я и привяжусь к нему, это не закончится разбитым сердцем. Я вела себя как глупая женщина.
— Понимаю.
Джейкоб наклоняется вперед и протягивает вторую руку. Без паузы я вкладываю свою в его.
— Я бы все отдал, чтобы встретить тебя раньше.
— Тебе не обязательно говорить это.
— Я знаю, что не нужно. Я говорю это, потому что мне хотелось бы, чтобы все было по-другому. Я бы хотел прийти к тебе, поужинать и посмотреть фильм, а потом провести время с тобой после того, как дети лягут спать. Это была бы ты, если бы я мог кого-то выбрать.
Я прочищаю горло.
— Ты можешь выбрать кого-то другого, Джейкоб. Ты можешь попробовать.
Он качает головой.
— С какой целью? Я должен уехать.
— А я должна остаться, так что, думаю, быть честной — это правильно.
Он отводит взгляд.
— Я не думаю, что это правильно. Это просто единственный выход. Видя, как браки чаще терпят неудачу, чем добиваются успеха, видя, как пары разрывают на части средства массовой информации… Как это может быть справедливо по отношению к тебе или твоим детям? Как я смогу жить с самим собой, зная, что причинил вред семье? Я был бы не лучше его.
Он делает все возможное, чтобы не быть похожим на своего отца, а значит, держит свое сердце свободным. Самое печальное, что ему это не удается. Если бы он действительно пытался это сделать, он не был бы сегодня здесь со мной и не руководил бы спектаклем Себастьяна. Все аргументы Джейкоба нереальны. Не Голливуд разрушает браки, а люди, которые в них состоят. Я хочу рассказать ему о том, как
