Я видел, что даже такое утверждение для Изабеллы не быловполне приемлемым.
– ..но продолжать беспокоиться потом... О! Это все равно,что во время прогулки в поле наступить на коровью лепешку. Я хочу сказать –какой смысл только об этом и говорить всю дорогу! Сожалеть, что это случилось;сокрушаться, что вы не пошли другой дорогой; что все произошло потому, что выне смотрели под ноги и что с вами постоянно происходят подобные глупости. Новедь коровья лепешка уже все равно на вашем ботинке – тут ничего не поделаешь!Незачем к тому же еще и думать о ней! Есть и все остальное: поля, небо, кусты,человек, с которым вы идете. Вам придется подумать о коровьей лепешке, когда вывернетесь домой и займетесь своими ботинками.
«Постоянные самообвинения, – подумал я, – к тому жепреувеличенные, интересный предмет для размышлений.
К примеру, Милли Барт все время позволяет себе чрезмерноесамобичевание. Хотелось бы знать, почему одни люди подвержены этому в большейстепени, чем другие. Тереза как-то дала мне понять, что те, кто, подобно мне,стараются подбодрить человека и утешить, на самом деле оказывают не такую ужбольшую услугу, как им кажется. Это, однако, объясняет, почему некоторымпредставителям рода человеческого доставляет удовольствие преувеличивать своюответственность за происходящее».
– Я подумала, что вы смогли бы поговорить с Милли, – снадеждой повторила Изабелла.
– Предположим, ей нравится... гм... обвинять себя, – сказаля. Почему бы ей этого не делать?
– Потому что, по-моему, это скверно для него. Для майораГэбриэла. Должно быть, страшно утомительно постоянно уверять кого-то, что все впорядке.
«Безусловно!» – подумал я и вспомнил, как невероятноутомительна была Дженнифер. Но у нее были прелестные иссиня-черные волосы,большие серые грустные глаза и забавный, совершенно восхитительный носик...
Как знать, может, Джону Гэбриэлу нравятся каштановые волосыМилли, добрые карие глаза, и он вовсе не прочь то и дело уверять ее, что все впорядке.
– У миссис Барт есть какие-нибудь планы? – спросил я.
– О да! Бабушка нашла ей место компаньонки в Сассексе, улюдей, которых она хорошо знает. Работы немного и приличная плата. К тому жехорошее железнодорожное сообщение с Лондоном, так что Милли сможет встречатьсясо своими друзьями.
«Очевидно, Изабелла имеет в виду Джона Гэбриэла, – решил я.– Милли влюблена в него. Возможно, он тоже немного влюблен. Пожалуй, этовероятно».
– Я думаю, она могла бы развестись с мистером Бартом. Толькоразвод стоит дорого. – Изабелла встала. – Мне пора. Вы поговорите с Милли?
Уже у самой двери Изабелла задержалась.
– Через неделю мы с Рупертом поженимся, – тихо сказала она.– Вы бы смогли быть в церкви? Если день будет хороший, скауты отвезут каталку.
– Вы хотите, чтобы я был в церкви?
– Да, очень.
– Значит, буду.
– Спасибо. Мы с Рупертом сможем пробыть неделю вместе,прежде чем он вернется в Бирму. Я не думаю, что война еще долго продлится. Каквы полагаете?
– Вы счастливы, Изабелла? – тихо спросил я.
Она кивнула.
– Даже страшно – когда то, о чем так долго мечтал,сбывается. Я все время думала о Руперте, но понемногу все как-то сталобледнеть...
Изабелла посмотрела на меня.
– До сих пор не верится... Это происходит на самом деле, нокажется ненастоящим. Как во сне. Я все еще чувствую, что могу проснуться!Получить все... Руперта...
Сент-Лу... Исполнение всех желаний... О-о! Я не имела праватак долго задерживаться! – Она вскочила. – Мне дали двадцать минут, чтобы ямогла выпить чашку чаю.
Получилось, что все свое время Изабелла потратила на меня иосталась без чая.
После полудня пришла Милли Барт. Освободившись от макинтоша,капюшона и галош, она пригладила волосы, тщательно припудрила нос и села околоменя. По-моему, она выглядела очень хорошенькой, и не симпатизировать ей былопросто невозможно! (Да и зачем бы?) – Надеюсь, вы не чувствуете себя покинутым?Вы уже съели свой ленч, и все в порядке?
– Да, конечно! – заверил я Милли. – Чуть позже мы с вамибудем пить чай.
1 т-Это очень хорошо, – сказала Милли и тут же озабоченноспросила:
– Ох! Капитан Норрис, как вы думаете, он пройдет?
– Об этом говорить слишком рано.
– Мне хотелось бы знать, что вы думаете.
– По-моему, у него есть шанс. – Я старался как-то ееуспокоить.
– Если бы не я, он прошел бы наверняка! Как я могла бытьтакой глупой и скверной! О капитан Норрис, я постоянно думаю об этом. И ужасносебя упрекаю.
«Ну вот, началось!» – подумал я.
– На вашем месте, Милли, я перестал бы об этом беспокоиться.
– Но как я могу?! – Большие карие глаза Милли широкораскрылись.
– С помощью силы воли и самоконтроля, – наставительно сказаля.
Лицо Милли приняло скептическое и слегка неодобрительноевыражение...
– Я не могу, не должна относиться к этому легко. Ведь этомоя вина.
– Дорогая моя, этим вы не поможете Гэбриэлу попасть впарламент.
– Не-ет... конечно, не помогут. Но, если пострадает егокарьера, я себе никогда не прощу.
Это было так знакомо! Я прошел через все это с Дженнифер.Разница только в том, что сейчас я говорил хладнокровно, не испытываяромантического влечения. Большая разница! Милли Барт мне нравилась, но еепричитания в высшей степени раздражали.
– Ради Бога! – воскликнул я. – Незачем все такпреувеличивать и накручивать! Хотя бы ради самого Гэбриэла.
– Но ведь он-то меня и беспокоит!
– Вам не кажется, что у него хватает забот и без ваших слези сожалений?
– Но если он проиграет...
– Если он проиграет (чего пока еще не произошло) и если высодействовали такому результату (чего невозможно знать наверняка – может быть,это вообще не соответствует действительности), бедняге, надо думать, хватиттого разочарования, и вряд ли стоит дополнять его переживания женскимитерзаниями. От этого будет еще хуже.
Милли хоть и пришла в замешательство, но продолжала упрямоповторять свое:
