этом. Может, сейчас и середина дня, но в Питтсбурге это мало что значило.
Наконец, я добралась до клуба. Он выглядел так же, как я его запомнила, за исключением того, что на этот раз здесь мертвая тишина, и никто не стоял за дверью. Просто охуенно. Мой кулак дрожал, когда я поднесла его к помятой стальной двери и постучала.
Из-за двери донеслось ворчливое ругательство. Затем она распахнулась.
Я подняла глаза все выше и выше и обнаружила, что смотрела на человека, который, должно быть, самый высокий мужчина в мире. Ему пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть меня. Он оглядел меня с ног до головы, издал недовольный звук, затем рявкнул на спорящие голоса позади себя. Сигарный дым вырвался через открытую дверь.
Я открыла рот, но мужчина не дал мне возможности что-либо сказать, прежде чем начал захлопывать дверь у меня перед носом.
— Подожди! — я положила руку на дверь, как будто могла помешать ему закрыть ее. — Я кое-кого ищу.
С ворчанием он захлопнул дверь.
Черт.
Черт, черт, черт.
Я оглянулась через плечо, ненавидя себя за то, что внезапно почувствовала себя незащищенной. Несколько человек, слоняющихся по переулку, находились в своих собственных наркотических мирах. На меня никто не смотрел. Дрожа, я закинула рюкзак на плечо и повернулась обратно к двери.
Тук-тук.
Тишина.
Тук, тук, тук…
Дверь открылась, и я, спотыкаясь, вышла вперед.
Великан недоволен.
— Какого черта тебе нужно?
— Одетта, — это слово сорвалось с моих губ в отчаянии.
Он непонимающе посмотрел на меня.
— Одетта, — повторила я.
— Ты что, тупая, что ли?
Как только он собрался снова закрыть дверь, чей-то кулак обхватил край рамы, останавливая ее. Медленно она открылась, и я посмотрела в знакомые темные глаза. С моим выдохом в прохладный воздух вылилось облегчение.
— Дай нам секунду, — пробормотал знакомый гиганту.
Он не дожидаясь ответа, вышел наружу и закрыл за собой дверь. Его раздражение ощутимо.
— Ты больше не можешь приходить сюда с этим именем, малыш.
— Я знаю. Прости. Еще одно письмо…
— Нет.
— Пожалуйста. Я не знаю, куда еще пойти.
— Тогда жди, — огрызнулся он. — Это все, что я знаю.
— Все, что ты знаешь? Чушь собачья.
Мои смелые — или глупые — слова вырвались из-за нетвердой хватки, когда я вытащила письмо из кармана. Я протянула его ему.
— Мне нужно это, чтобы добраться до него. Ты должен что-то знать.
Парень долго смотрел на меня. Он покачал головой.
— Сколько тебе лет? Восемнадцать? Девятнадцать?
Я вздернула подбородок.
— Да.
Он хихикнул.
Этот звук вывел меня из себя.
— Что? Сейчас есть какие-то возрастные требования, чтобы вручать кому-то лист бумаги?
Прищуренные глаза изучали меня.
— Клянусь, меня бы здесь не было, если бы это не было важно.
Когда он тяжело вздохнул, я поняла, что победила.
— Даже если я заберу твое письмо, я не могу гарантировать, что оно дойдет до него.
Я продвинула письмо поближе.
— Просто попробуй. Это все, о чем я прошу.
Наконец он взял письмо, и я отступила, пока он не передумал.
— Благодарю.
— Смотри, чтобы я тебя здесь больше не видел. Поняла, малышка?
Я кивнула.
Он исчез внутри клуба, и я обернулась, оставаясь настороже на обратном пути к автобусной остановке. Паранойя — не единственное, что беспокоило меня сейчас. Во что ввязался мой кузен? С каждым годом достучаться до него становилось все труднее и труднее. С каждым годом он, казалось, все глубже забирался в кроличью нору.
Нервы сжали мои легкие. Я молила Бога, чтобы мое письмо нашло его.
Ева
Отсутствие Истона ощущалось в доме. По понедельникам футбольная тренировка всегда заканчивалась допоздна, но часть меня надеялась, что сегодня он пропустил бы.
Сделав домашнее задание, я зашла на кухню, чтобы перекусить, но когда открыла холодильник и посмотрела на его содержимое, на меня накатила тошнота. Я сжала ручку, прежде чем позволила дверце закрыться. Я уже пропустила обед, и из-за сломанной воображаемой коробки, похоже, я проступила бы и ужин.
— Jovencita (Пер. Молодая леди), — сказала Мария, спеша на кухню с корзиной для белья на бедре. — Наверх. Rápido. (Пер. Быстро.)
Я нахмурилась, но когда она отмахнулась от меня настоящими звуками кыш, я подчинилась и направилась к лестнице. Она неожиданно толкнула меня, и я схватилась за балясину.
Я бросила в ее сторону быстрый взгляд.
— Что за черт?
— Por favor, hazme caso (Пер. Прошу прощения, послушайся меня), — она подтолкнула меня локтем. — Иди сейчас.
— Ладно, ладно, — я закатила глаза.
Мой ответ, казалось, успокоил ее. Она убежала. Я была только на полпути вверх по лестнице, когда остановилась, услышав эхо каблуков в фойе.
У подножия лестницы появилась Бриджит. Заметив меня, она остановилась. Ее глаза с тяжелыми веками остекленели под светом люстры, а бокал вина безвольно повис в ее руке.
— Привет, Ева, — невнятно произнесла она, делая нетвердый шаг в мою сторону. Темно-красная жидкость колыхалась в ее стакане. — Надеюсь, ты прекрасно провела время на вчерашней вечеринке.
Горький тон ее голоса предполагал, что она надеялась, что я провела как угодно, но только не прекрасно. Мой желудок сжался.
— Эм, все было нормально. Спасибо, — я повернулась, чтобы сделать еще один шаг вверх по лестнице, но ее следующее слово остановило меня.
— Нормально? — Бриджит направилась ко мне, спотыкаясь на первой ступеньке. — Это нормально, что я приютила тебя? Что я дала тебе еду? Кров? Образование? И все это даром? Ни черта?
Комок подкатывал к моему горлу.
— Я действительно признательна за это, миссис Резерфорд. Все, что вы для меня делаете.
Она сухо усмехнулась.
— Признательна. Так вот какого слова не хватало в этом доме.
Я не знала, что на это сказать, поэтому продолжила свой путь вверх по лестнице, а неуверенный стук каблуков Бриджит следовал за мной. Она достигла верха лестницы через несколько секунд после меня.
Когда мы стояли бок о бок, она смотрела на меня. Минуту мы просто смотрели друг на друга, и это второй самый ужасающий момент в моем дне.
— Знаешь, я не самая плохая мать в мире, — в конце концов пробормотала она.
Я не ответила.
— Я не плохая, — она повторила это, как будто пыталась убедить меня. Как будто она пыталась убедить саму себя. — Я люблю Истона. Он знает это, — ее голос задрожал. — Разве нет?
Я отвела взгляд, но она ждала. И ждала.
— Я не знаю, — честно ответила я. — Но я знаю, что он любит тебя.
Ее глаза наполнились слезами, и я повернулась и с тоской посмотрела на дверь своей
