раз десять за сутки, не меньше. Она положительно кивает.
— Как никогда, — отвечает, поглаживая свой живот. — Вы поймите меня… Каждый день что-то происходит. Я устала от разборок. Совершила ошибку, не отрицаю. Но совершила я ее нечаянно. И уже расплатилась десятки раз. Мое сердце больше не выдержит… Если бы я потеряла малыша… — она глубоко вздыхает, устремляя взгляд сначала на свою мать, потом на меня. — Я плюнула бы на все.
— Ты уже плюнула, — подключается Эмиль. Он совсем недоволен решением Дилары, но упорно молчал все то время, которое мы ехали. И которое мы находились в его доме. Да только сейчас, кажется, уже не выдерживает. — Это не есть хорошо. Поверь, Рахманин будет в бешенстве, когда узнает, что у него родился наследник, а он ни хрена не знает. По себе знаю, Дилара. Мужик он неплохой. Исправит свои ошибки. А ты подумай хорошенько перед тем, как рубить с плеча.
— Я достаточно долгое время думаю, Эмиль. Спасибо тебе большое за помощь. Но мое решение не изменится.
Смысла давить на нее нет. Она действительно выглядит решительной, и ничто не заставит ее думать иначе.
Бестужев помогает ей по всем фронтам, да только он все равно недоволен и даже не пытается это скрыть.
— Береги себя, милая, — шепчу я подруге, крепко прижимая ее к себе. — Все будет замечательно. И ты, будь добра, оказавшись в другом городе, не ищи себе новых друзей. Не забывай обо мне. Окей?
Я подмигиваю, а Дилара грустно усмехается. Ее глаза начинают блестеть от слез, что мне совсем не нравится.
— Я буду скучать.
— Я тоже, — выдохнув, снова обнимаю ее.
Они с тетей Мариной уезжают. Гордею обещали позвонить по дороге и рассказать все, как есть. Не думаю, что он Камилю что-то расскажет. Все-таки он брат Дилары и должен думать о ней.
— Гордея отправлю в Питер. Пусть будет рядом со своей семьей, — говорит Эмиль, всматриваясь вдаль. Он будто мысли мои читает. — Временно. Когда Дилара передумает… А она обязательно передумает. Тогда и вернутся все вместе.
— Почему ты недоволен, Эмиль? И почему сравниваешь нашу ситуацию с ситуацией Дилары и Камиля? Абсолютно разные истории.
— Результат один и тот же, Арина. Отец не будет знать, что у него есть ребенок. И черт знает, сколько это будет длиться. Я надеюсь, что Дилара все-таки одумается. В конце концов, она не глупая девушка.
— А я глупая, да? — встаю напротив и складываю руки на груди. Почему-то хочется улыбнуться, но я выдаю себя за саму серьезность. — Потому что молчала целых восемь лет?!
Эмиль устало выдыхает, а следом потирает лицо ладонью. Он действительно выглядит неважно.
— Не начинай, — тихо просит он, обнимая меня за талию. — Пойдем в дом. Прохладно становится. Заболеешь еще.
— Хорошо ты выкручиваешься, однако, — хмыкаю, но иду вперед. — Ты не забывай, что Рахманин несколько месяцев обводил Дилару вокруг пальца. Был женат, а выдавал себя за свободного мужика. Ты думаешь, что такая огромная ложь прощается? Нет, не прощается. Вообще, знаешь, я даже мизерное вранье не простила бы.
Мы заходим в кабинет Эмиля. Он садится в свое кресло и смотрит на меня, не отрываясь. Задумчиво. И опять меня начинает клинить оттого, что каждый раз, когда я завожу разговор о лжи, он вот так тупо молчит.
— На кону есть ребенок, Арина. Ты не забывай. Пусть не ради себя, хотя бы ради малыша сообщит Рахманину, что ничего не потеряно. Воспитывать сына одной Диларе будет очень сложно.
— Я в этом даже не сомневаюсь, — сажусь на стол и внимательно изучаю усталое лицо Бестужева. — Когда ты улетаешь в Америку?
— Не знаю. Может, послезавтра.
— Мне полететь с тобой?
Я даже не моргаю. Что-то внутри меня щелкает. Неприятно так. Интуиция подсказывает, что я продвигаюсь в правильном направлении. Аккуратно так и мягко.
Мне кажется или Эмиль сглатывает? Он качает головой, всматриваясь за мою спину.
— А тут кто останется? Я не могу все свалить на Матвея.
Я так и знала, что он ответит мне этими словами. Ну и ладно. Как хочешь, шеф.
— Я просто предложила. А принимать решение — дело только твое.
Бестужев молчит. В воздухе повисает напряженная и очень тяжелая тишина. Мне на мгновение кажется, что это будет длиться вечность.
Эмиль берет меня за руку и тянет на себя. Усаживает на колени и в ту же секунду утыкается носом мне в шею, втягивает носом кислород.
— Ты в последнее время странно себя ведешь, — говорит он хриплым шепотом. — Будто в чем-то подозреваешь меня. Вгоняешь меня в ступор своими словами и вопросами. Я не хочу, чтобы между нами была недосказанность, Арина. И ее не будет. Просто… Голова моя сейчас забита проблемами, которые нуждаются в немедленном решении. Я же просил дать мне немного времени? Так вот… Все у нас будет прекрасно. Однако мне нужно перешагнуть этот период.
— Эмиль, ты сам себя странно ведешь. Будто от меня что-то скрываешь. Вот только не нужно отрицать. Это так понятно со стороны… Либо я тебя слишком хорошо знаю и чувствую все, что у тебя творится тут, — тычу пальцем ему в висок, ощущая, как тело Эмиля напрягается.
На самом деле мне хочется просто обнять этого человека и почувствовать, как громко стучит его сердце. Но Бестужев обхватывает мою голову и тянет на себя, прижимаясь губами к моим. Он на взводе. Возбужден, нетерпелив и безумно страстен.
Касаюсь пальцами его шеи, веду вниз — к пуговице его рубашки, расстегиваю первую, за ней и вторую. Мне хочется дотронуться до его тела. Хочется быть его, но какие-то неправильные и очень лишние мысли не позволяют мне быть такой, какая я есть. Что-то меня останавливает, и я даже слегка отстраняюсь.
— Не сбегай, — шепот Эмиля эхом разносится в огромном пространстве.
Я ничего не слышу, кроме его дыхания. Не чувствую ничего, кроме удовольствия от его прикосновений. Даже спустя несколько лет он все такой же горячий, страстный и отзывчивый на мои ласки.
— Я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Я тоже. Но так надо. Без вас с Эмилией я задыхаюсь, Волчонок. Ты не смотри, что я такой холодный. На самом деле проблем выше горла. Все поэтому…
— Поделись со мной, — мягко прошу я, задевая его губы своими. — Пожалуйста, Эмиль. Я не хочу, чтобы между нами была недосказанность.
— После командировки ты все узнаешь. Обещаю, — целует мой подбородок. — Пойдем в комнату?
Глубоко вздыхаю. Прикрываю глаза, наслаждаясь моментом. Мысленно умоляю, чтобы после командировки ничего ужасного не случилось. Однако…
Это чертово предчувствие…
В ушах шумит
