вооружённая метлой — видимо, услышала ругань с улицы. Она мгновенно признала нас — и метла, как флюгер, угрожающе развернулсь в сторону часовых.
Молодцы напряглись.
Набрав воздуха в грудь, госпожа Полянова припомнила им все грехи и "нарушения процессуальных процедур"! У меня аж рот приоткрылся. Такие-сякие "собаки легавые" и бедную девочку до обморока довели, и натоптали везде, и бардак сами устроили, а должны были предупредить (указательный пальц вверх!), и "кормильца как на паперти держат, кровопийцы!". Я восторженно внимала почтенной даме, жалея, что под рукой нет записной книжки. Ник улыбался, а Темногорский, кажется, переваривал новую роль "отца семейства".
Пока часовые приходили в себя, гардеробщица затолкала нас в фойе и шумно хлопнула дверью. Повернув ключ в замке, она преспокойно вернулась за стойку, к вязанию и плюшкам
Не удержавшись, мы с Ником поаплодировали. Не там Ясинский актрис искал, ой не там!..
Увы, пролить свет на убийство она не могла. Госпожа Полянова заверила нас, что никто посторонний, кроме княжны с "дружком", в театр не входил. Всё утро почтенная дама не отлучалась со своего поста, только ближе к полудню в буфет сбегала. Но к тому времени, если верить отчёту полиции, Прасковья была мертва.
Ник подтвердил, что госпожу Полянову трудно сбить с толку. На всякий случай мы проверили чёрный ход, который Темногорский запер в субботу, и поднялись в буфетную. К моему удивлению, за витриной нашлась пыхтящая Ленар, убирающая снедь в холодный ларь.
— Упырь знает что, Темногорский! — директор первым попался ей на глаза. — Весь день насмарку из-за полиции! Говорю им: еды много осталось, испортится, дайте заберу!.. Нет, вышвырнули как кошку на улицу! Так и хотелось…
— Ленар! — резко перебил её Алексей. — Мы не одни.
Завидев нас, женщина помахала рукой. Однако…
— Слушай, будь другом, подлечи меня, а? — внезапно попросил директор, растягиваясь на стуле, — вряд ли что-то серьёзное, пара синяков, но вечером к отцу идти… Поможешь?
Бросив ларь, она стремительно направилась к Темногорскому.
— Ты ранен?! Что произошло?! Ну раздевайся, раздевайся!
Скосив глаза на меня, Алексей нехотя потянулся пуговицам рубашки. Его чёрный пиджак остался на рынке — мы даже не вспомнили о нём.
— Подрался.
На боку у Темногорского был неглубокий порез, на широкой молодецкой груди — темнеющая гематома. Я уж молчу о разбитой губе! Ох, надо было бежать к лекарям!..
Язычница вытаращилась на эту красоту:
— Подрался?! Богиня моя Леля! Ты что, на кулачные бои ходил?! Как вообще получилось, что тебя задели?!
— Барышню хотел впечатлить, силушку показать, — усмехнулся Темногорский, поиграв мышцами… и болезнено охнул. Я посмотрела на него с укором, а Ленар вовсе расфыркалась. — Но неприятелей много набежало, пришлось звать Орехова. Кстати, ему тоже досталось.
— Пусть раздевается, — согласилась Ленар, оценив неприкрытый намёк. Она водила пальцами по груди Алексея — спокойно, без стеснения. Кажется, моя версия про отношения была не такой уж натянутой. Я прикусила губу, отворачиваясь. Процесс лечения отчего-то вызвал у меня неприязнь, хотя с обережницами я сталкивалась.
Нику повезло — он заработал один синяк на плече. Наш актёр ничуть не уступал Темногорскому. Подтянутый, стройный, и мышцы крепкие имеются. Он усиленно смущал Ленар, но язычница, как я ожидала, трогала его гораздо меньше.
Хотя Ника почти не задели.
Темногорский поднялся, потянулся и набросил рубашку. Вид у него был как у довольного кота… кто бы сомневался.
— А как ты попала в театр? — опускаясь в кресло рядом со мной, осведомился директор. Закончив с Ником, Ленар указала на неприметную дверцу.
— Как обычно, через кухню. Тётушка отпирает и пускает, — она нахмурилась, — ты что, алиби моё проверяешь?! Тебе вообще не стыдно, Темногорский?!
Её возмущение наткнулось на стену из задумчивого директорского взгляда:
— Я разбираюсь. Давай по порядку, когда ты приехала?
— В девять. Я сегодня с тётей осталась, помогала, готовила.
— Дверь закрыли?
— Да, я лично заперла, — она кивнула, — и тётушка не пустит кого попало. Вряд ли душегуб через кухню пробрался, Лёш, я бы заметила.
— Но в теории — возможно?
Ленар пожала плечами. От гардеробщицы мы уже знали, что в театр Прасковья пришла с пустыми руками. Значит, конфеты она получила здесь. Коробку, полную жгучеядного шоколада, сыщики нашли на столе в гримёрке. Известная сеть кондитерских "Персикофф". По два-три магазинчика в каждом районе города.
Искать концы можно бесконечно.
Жгучеяд, по заключению эксперта, попал в уже готовые конфеты. Это была не ошибка кондитерской, а хладнокровное убийство. По пути в театр мы обсуждали отчёт, который Темногорский читал у следователя. Похоже, мы опять столкнулись с "театральным" маньяком. Ведь Прасковья могла угостить конфетами Лебедь, Жани или знакомых мужчин! Кажется, душегубу было всё равно, кого убивать!
Тонкий расчёт или нездоровое сознание?.. Кому помешали две актрисы?..
— Орехов, сообщи всем, чтобы завтра с утра были в театре, — постановил директор и невесело улыбнулся, — я не верю в безликого чужака. Его бы заметили. Сосновский прав, убийцу нужно искать в театре.
Ник тихо выругался:
— Зачем?! Зачем мне, Мииру или Жани кого-то убивать?! Почему именно сейчас?! Мы знакомы упыреву тучу лет! Или ты подозреваешь тихоню-Лебедь, которая рыдала несколько часов?! Недалёкого Ефима?! Или Марю, холёную фрейлину Юлианы? Саму Юлиану?! Младшего Верданского?! Ясинского?! Кого, Темногорский?!
— НЕ ЗНАЮ! — взорвался директор следом, ударив по столу так, что я испуганно вздрогнула. — Чего ты привязался ко мне, Орехов?! Факты, твою мать! До театра конфет не было, в театре конфеты появились! В субботу вечером я заглядывал в гримёрку — никаких коробок, чистый стол! Может, девицы они и тихие, но не идиотки же! Она доверяла тому, кто дал ей конфеты, Ник! — уже на тон спокойнее закончил Темногорский. Одновременно с этим я вспомнила о серёжке и вытащила её из кармана.
Ленар, Ник и Лёша недоумённо уставились на находку.
— Серёжка Марьяны? — первым очнулся Орехов. Ну, с его наблюдательностью нам было не тягаться. — Она вроде жаловалась, что потеряла её. Сена?..
— Лежала у тела Прасковьи, — призналась я, — Ник, ты только не кричи. Просто мне показалось, что это нелепо — приметная серёжка на месте преступления, готовая улика.
