ней. Бегут-бегут, бегут-бегут… Пробежали Медный сад, пробежали Серебряный сад, пробежали Золотой сад, — приходят к Огненному морю. Стоит на нем огненная колесница. Она села в нее, и он за ней прыг!
— Трогай, белоногой! На дворе не поздно!
Удивляется царская дочь. Кто ж это сказал? Никого не видать.
Переехали на ту сторону. Выходит на берег человек не человек, а так, вроде колдун какой, — встречает царскую дочь.
— Пойдемте, душенька, ко мне в дом.
А дом под золотой крышей стоит невдалеке.
Они пошли, и солдат за ними.
Входят в первую комнату — в залу. Постояли, полюбовались, и он ее дальше повел — в одежную. Чуть только они вышли, солдат и говорит:
— Торбочка, забирай!
Та и забрала все дочиста, одни стены оставила.
Прошли одежную, вошли в посудную.
— Вот тут у меня, душечка, посуда золотая.
Поглядели и дальше пошли — в разливную. А солдат опять командует:
— Торбочка, забирай!
Она и забирает все по порядку. Что где было — все упрятала. Последнюю спальную и ту обобрала.
— Что это, — говорит царская дочка, — когда я в колесницу садилась, кто-то сказал: «трогай, белоногой, на дворе не поздно»?
— Это тебе, душечка, помстилось. Кому здесь быть? Завтра пораньше приходи. Обвенчаемся, коли тебе мой домок по нраву пришелся.
Царская дочь говорит:
— Что ж? Я не прочь! Одна беда — солдат какой-то от батюшки приставлен меня караулить. Да он пьяница: заснет — ничего не услышит. Я не опоздаю.
Вышла она на берег к своей колеске. Солдат за нею вышел. И отправились.
— Трогай, белоногой! На дворе не рано.
А тот человек, колдун то есть, пошел, значит, к себе в дом. Видит: нет ничего — ни одежи, ни посуды, — одни стены!
«Вот, — говорит, — беда! Упустил вора! Ну, я не я буду, а догоню».
Прыгнул он для скорости с балкону и расшибся в прах. Вот тебе я и не я!
А царская дочь прибыла в свои края, надела последнюю пару башмаков и торопится домой.
Только и тут солдат раньше поспел. Завалился на кровать, спит.
Утром, часов в двенадцать, присылают за ним генерала — идти к царю.
Приходит солдат к царю. Тот спрашивает:
— Что, укараулил?
— Так точно, ваше царское величество. Прикажите во дворце пять комнат очистить.
Очистили.
— Прикажите всех сенаторов и губернаторов собрать!
Собрали.
— Ну, слушайте, ваше царское величество, слушайте, господа сенаторы-губернаторы. В первый раз дошел я до Медного сада — медные цветы цветут, медные яблоки на ветке висят.
— А что бы яблочко принесть! — говорит царь.
— Извольте, ваше величество!
Взял и подает медное яблоко.
— Во вторую ночь был я в Серебряном саду.
— А что бы яблочко захватить!
— Извольте, ваше величество!
И подает серебряное яблоко.
— В третью ночь был в Золотом саду…
— А что бы оттуда яблочко взять.
— Извольте.
Подал золотое яблоко.
— На четвертую ночь переехал я на огненной колеске через огненное море. Видал там дом под золотой крышей. А что в доме-то, в доме!.. Полно всякого добра! Эдакой красы и у вас во дворце нет!
— Ну, ты! — говорит царь. — Ври, да не завирайся! Чего ж это у нас во дворце нет? Все, кажись, есть.
И сенаторы-губернаторы в одну думу:
— Все есть, ваше царское величество! Врет солдат!
А солдат свое:
— Никак нет, ваше величество! Истинная правда.
— Ну, коли правда, докажи!
— Доказать — не докажу, а показать — покажу. Эй, торбочка, вынимай!
И полезли из торбочки ковры, одежа, посуда, все, что за морем у того колдуна было. На все пять комнат достало да и с лишком.
— Ну, солдат, — говорит царь, — правда твоя: укараулил. Что ж бы ты теперь с моей дочкой сделал?
— Да что? Велите, ваше величество, в кутузку ее посадить — посажу, велите расстрелять — расстреляю, а велите на ней жениться — женюсь!
— А и правда, солдат, женись! — говорит царь.
Он и женился.
Илья-пророк и Миколай-угодник
Жил на деревне одинокий парень.
Поехал он пахать, пшеницу сеять. Рассеял и пашет, за собой борону возит. Упирается концом в большую дорогу, а по дороге идут Илья-пророк и Миколай-угодник.
Парень пашет и песни поет. Илья-пророк и говорит:
— Что это, Миколай, какой парень веселый?
Миколай отвечает:
— Видно, лошади у него, слава богу, ходят, нужды не знает, — вот и поет себе.
Подходят они к нему:
— Бог помочь тебе, добрый молодец!
— Спасибо, старички любезные! Присядьте, отдохните, кваску испейте!
Сели они, напились.
Илья-пророк спрашивает:
— Что это ты, парень, веселый больно?
— А чего ж мне не веселиться? Лошадки ходят, — ничего. А мне того и довольно, — только бы батюшка Миколай-угодник пшенички зародил.
Пошли старики.
Илья и говорит:
— Миколай!
— Что, Илья?
— Как же это парень сказал? Разве ты пшеницу-то родишь? Ведь это я, а не ты, премудрость эту творю.
— Ну, — говорит Миколай, — что его судить? Он человек простой: он нашего дела не знает.
Нахмурился Илья-пророк:
— Ладно, — говорит, — вот я ему пшеницу урожу, по колено будет, а после градом-то и побью. Дак узнает.
Ничего Миколай-угодник не сказал, только посмотрел.
А как всколосилась пшеничка, приходит он к тому парню на двор.
— Я, — говорит, — к тебе.
— А что такое?
— Да вот пришел научить.
— Добро пожаловать. Скажи, что знаешь.
Миколай-угодник и говорит:
— Ты, парень, вот что, — ты эту пшеницу продай!
— Да я, дедушка, не знаю, что за нее и просить-то. Уж больно пшеница хороша, по колено уродилась.
— Проси сто рублей за десятину. Дадут.
Он так и сделал. Сладил ее богатый мужик по сту целковых с десятины.
Прошла неделя, взмыло тучу большую, ударила гроза с громом, с градом, и побило эту пшеницу, будто каменьями.
Приходит Миколай к Илье-пророку, а тот и говорит:
— Ну, Миколай, я что сказал, то и сделал: градом его побил.
— Побить-то побил, — отвечает Миколай, — да не того, в кого метил. Ведь парень-то этот пшеницу свою продал. А ты старого хозяина не наказал, нового хозяина разорил…
— Эх, — говорит Илья-пророк, — ладно уж!
