удивилась:
— А где рыба?
— У меня ее нет и не было.
Тут до Момпории дошло, что я пошутила.
Валик имел большую свободу, во время обеда он приходил на морзавод и получал от моряков макароны по-флотски и кружку чая.
Флот ушел на маневры, а у мужа при штабе дежурил флотский офицер. Тима спросил своего сослуживца:
— Как сходил на рыбалку?
Тот перехватил взгляд моряка, дескать, мы заняты по горло, а они на рыбалку шастают, и ответил задиристо:
— Какая там рыбалка, вся рыба ушла в Палангу, где флот травит.
Это была для мужа последняя весна на военной службе, по хрущевскому указу он демобилизовался и увез семью в Ленинград, где и остался. В том же году к ноябрьским праздникам получил там отдельную двухкомнатную квартиру.
А на Первомай неожиданно выпал снег.
7. Карташевская, 1962–1967
7.1. Поросенок
Июнь, мы на даче в Карташевской. Молодые хозяева на работе. Бабка Ксения оставлена с детьми и горюет, что в Троицу не может сходить в церковь и на кладбище, так как поросенка надо накормить и выпустить погулять. Коза и кролики в порядке. Баба Лена говорит:
— Собирайся и иди, что я, не справлюсь с поросенком твоим, что ли.
— Да он может к соседям пролезть и огород изрыть, это раз, детей может укусить, это два, если калитка открыта — убежит на улицу, и ищи тогда ветра в поле, это три.
— Собирайся и иди, справлюсь.
Ушла баба Ксеня, и до вечера ее не было. И мы были свидетелями, вернее, зрителями, комедийного представления, любой режиссер позавидовал бы такому сценарию.
Внуку Леше приказано было с крылечка во двор не выходить. Он сидит на крылечке, а поросенка выпускают на прогулку, и тот сразу пытается подлезть под ограду и проникнуть в огород к соседям. Баба Лена успевает его схватить за задние ноги. И вот передняя половина поросенка у соседей в огороде, а задняя — у нас во дворе. Поросенок, недовольный таким обращением, пронзительно визжит. Баба Лена громко его ругает, и Лешку тоже, поскольку он слез с крыльца и поспешил на помощь бабушке, он же мужчина и ему уже пять лет.
Бабе Лене удается вытащить поросенка назад, и тот устремляется к Лешке. Он с криком — к крыльцу, поросенок, визжа, следом, а баба Лена с руганью за ними. Лешка успевает заскочить на крыльцо, баба Лена читает ему нотацию, а поросенок тем временем устремляется опять к огороду. Бегут теперь в обратном порядке: впереди поросенок, за ним баба Лена, а за ней Лешка, с тем же криком, шумом, гамом. Картина маслом!
И такое повторялось трижды. На этот гам вышел на крыльцо Тима, и баба Соня, открыв калитку, опешила от изумления.
— Что встала, разинув рот?! Закрой калитку! — резко крикнула ей баба Лена.
С испугу баба Соня забыла, в какую сторону закрывается калитка, и некоторое время не могла с ней справиться. Поэтому несколько нелестных слов услышала в свой адрес. Тогда Тима, увидев такой накал страстей, взял еловую лапу, хлестнул ею по заднице поросенка, и тот мигом очутился в сарае на своем месте.
Лешка получил по тому же месту от бабы Лены. И все! Воцарилась тишина. Зрители разошлись. Смех прекратился. Баба Лена с испариной на лбу чертыхнулась и пошла корвалолчику хлебнуть и потом поросенка кормить. Вот тебе и Троица, и Бог в трех ипостасях — Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь! Надолго запоминаются такие зрелищные праздники!
7.2. Сказ о рыси
Давным-давно, в прошлом веке, в 1960-х жили мы в Карташевской на даче, в Новых Маргусах на Лесной улице, дом 7. Посреди улицы дорожная колея вся в рытвинах и ухабах, по одну сторону — дома, а по другую — опушка большого лесного массива. Вдоль кромки леса тянулась тропа для пешеходов, а у домов только канава была. Сойдя с поезда, ступаешь на тропу — и сразу погружаешься в звенящую тишину, которую будто можно было слышать, что удивляло и очаровывало.
Напротив нашей дачи на этой лесной опушке была детская площадка, и взрослые тоже ею не гнушались. Там была натянута сетка для волейбола и бадминтона, дети тут же могли в футбол играть. А немного подальше пересекались лесные тропинки, туда ходили отдыхать, на травке поваляться, в карты поиграть. Пикничок устраивали небольшой — тогда шашлыки и коньяки были не в моде, все поскромнее было. Обходились лимонадом и газировкой, обед готовили на костре, и было весело. Патефон брали, танцевали, в бадминтон играли, ягоды собирали. В общем, жили — не тужили, отдыхали после трудовой недели.
Это все в выходные и отпускные дни происходило, а в будни бабушки с внуками жили. От нас баба Лена с пятью внуками была, еще моложавая, на ногу быстрая. Успевала все: и в лесок сбегать, и грибков и ягодок набрать, еду сварить и всех накормить. И вот на этой лесной опушке баба Лена полянку нашла — и там всегда несколько белых находила, поэтому только туда ходила. Эта полянка была ограждена частоколом из молодых елочек, тесно прижавшихся друг к другу. Чтобы этот частокол миновать, надо было очень рисковать — приходилось исцарапаться до крови. А я придумала и ей показала, как можно безболезненно туда проникать. Вот так: встаешь задом к частоколу, закрываешь руками голову и лицо и, как танк, продираешься. Ветки тебя как бы обтекают, и на полусогнутых ты на полянку проникаешь, а там выпрямляешься и спокойно обходишь пеньки по краям полянки, где грибочки притаились. А посередине был огромный пень, как стол, ровный и гладкий, на нем баба Лена отдыхала и потом таким же макаром оттуда вылезала. Голову вниз наклоняла, а потом соображала — куда она попала, и всегда там в трех соснах терялась и уверяла, что она глубоко в лес заходила.
И вот однажды, когда вся скамейка бабками занята была, хозяин дачи пришел и между прочим сказал, что ему егерь поведал, будто в нашем лесу рысь появилась. Но потом об этом забыли до поры до времени.
Как-то после обеда мы с маменькой моей — бабой Леной в лес по грибочки пошли, она в свой закуток, а я дальше в лесок. Долго ли ходила, не знаю, полное лукошко набрала, прихожу домой. И вот картина маслом: маменька лежит, голова обвязана, голос дрожит, лепечет что-то, я еле разобрала. И вот спрашивает меня:
— Галя, а что, у рыси
