хвост куцый, а на ушах кисточки?
— Да, — отвечаю, а к чему не пойму.
И вот что она мне поведала:
— Пролезла задом наперед к моей полянке, выпрямляюсь, и, к моему изумлению, на пне рысь сидит и во все глаза на меня глядит. Хищно облизнулась, немного пригнулась — видимо, к прыжку приготовилась. У меня молнией мелькнула мысль — кто первый нападет, тот и победит. Сразу скорчила зверскую гримасу, согнула пальцы, сделав как бы когтистую лапу на руке, и со страшным криком — ха! — бросилась на дикого кота. Рысь, высоко подпрыгнув, сделала кульбит и мигом скрылась в лесных зарослях. А я, вся в волнении, дрожа, бросилась бежать к ельнику, забыв про все, напролом пробилась. Все лицо и руки исцарапала, клочки волос на ветках оставила. Ничего — спаслась! Отлегло. Во все стороны гляжу, где я, никак не соображу. Как добралась домой — никак не пойму. И вот, теперь лежу и не помню — были ли кисточки на ушах и куцый ли хвост, не знаю.
Вот такие дела лесные… Напоила я ее корвалолом, а вечером пошли за молоком к Марусе. И, не доходя до ее дома, увидели: на заборе сидит большой кот. И мама восклицает:
— Так это та рысь, которую я там видела!
Кот же, увидев бабу Лену, незамедлительно удрал и потом старательно обходил ее стороной на значительном расстоянии. Но самое забавное в этой истории то, что, как я обнаружила позднее, на мамину поляну необязательно было продираться через ельник, имелась возможность его спокойно обойти.
8. Рощино
Жили мы в Рощино на даче 15 лет — с 1975 по 1989 год.
Как хорошо жилось нам там на даче,
Какой нашли мы в Рощино приют,
Как рады были мы такой удаче,
Покой и радость обрели мы тут.
Участок дачи был на кромке леса,
В три яруса лесная благодать,
Кругом душистой зелени завеса,
И даже ягоду лесную можно брать.
Чертополох разросся на полянке,
Его с приветом от соседа принесло,
По-детски радостно он парашютики-семянки
Пускал по ветру, выйдя на крыльцо.
Какое было разнотравие вокруг,
Лекарства можно насушить, набрать
И все свои душевные недуги
Настоем этих травок снять.
Какие птицы — красота лесная —
К нам на кормушку собирались в сад
И о прилете песней возвещали,
И угощению был пернатый рад.
Семья ежей селилась возле дома,
Их угощали теплым молоком.
Кормушка рыжим белочкам знакома,
Бегут, нарядные, с пушистеньким хвостом.
Какое счастье быть с природой вместе
И этим прелестям ее внимать,
И слушать птичий гомон-песни,
И азбуку природы понимать.
Какие сосны были украшеньем,
Одетые в смолистые шелка,
И в непогоду нам давали утешенье,
Приветливо кивая свысока.
И лес и сад — все здесь перемешалось,
В единое содружество сплелось.
Как хорошо на воздухе дышалось
И в гамаке под соснами спалось.
И если ты устанешь очень-очень,
Уляжешься для отдыха в гамак:
Увидишь синь небесную средь сосен
И глаз от этого не отведешь никак.
Березки в ситцевых нарядных сарафанах,
Зеленые сережки распустив,
Служили ветхому забору как охрана,
Своими ветками его прикрыв.
Хозяин дачи был Иван Иваныч,
(Мы звали за глаза его — Мудрон),
Ходили «крепость» запирали на ночь
Или шутили — «в дырах бастион».
Ван Ваныч был хозяином хорошим,
Своих он дачников ничем не ущемлял
И все свои владенья, между прочим,
Он, как себе, вполне нам доверял.
Работал много он, умело и красиво,
Приятно было на него смотреть,
И даже туалет построил всем на диво,
Додуматься до этого не всем дано суметь.
Годами был он на восьмом десятке,
Но этих лет никто б ему не дал,
Бежит с портфельчиком — сверкают только пятки,
Он все дела исполнить успевал.
Работал на заводе до упора,
По магазинам бегал, высунув язык,
А дома жаждет тунеядцев свора,
Он их избаловал — обслуживать привык.
Зато жена на двадцать лет моложе —
Артистка по натуре и в делах.
Считал, занятия ей грубые негожи,
Таких, как Таня, носят на руках.
Татьяну голосом природа одарила,
Уменьем очаровывать мужчин,
Своими песнями она весьма пленила,
И не любить ее ну не было причин.
У жизни так кружилась в водовороте,
Поклонников имея целый рой,
И заносило часто в повороте,
И жизнь казалась просто неземной.
Но в жизни все приходит и уходит,
Всему имеется какой-то свой предел,
И люди есть, которые находят
На дне стакана жизненный удел.
Растили вместе Танину дочурку,
Один — в заботах, суете, делах.
Другая — без хлопот, пригубив чарку,
Жила себе в «лямурах» и мечтах.
Так год за годом быстро пробежали,
Очнулись вдруг — а дочь уж подросла,
И спохватились: как же мы не знали,
Как та однажды в табор забрела.
Цыгане цепко в дурочку вцепились,
Околдовали, обманули, увели,
И каждый год все новые на ней женились,
И всю семью в паучьи сети заплели.
Весь дом в цыганский табор превратился,
Обманом все украли, унесли,
И целый выводок цыганский расплодился,
И ничего поделать с этим не могли.
Цыгане быстро все к рукам прибрали,
Хозяйке что-то всыпали к винцу,
Домишко в Рощино продали
И все свели к печальному концу.
Остались лишь одни воспоминания
О бешено промчавшихся годах,
Но в памяти, как будто в заклинанье,
Осталось сердце в
