фонарик, он посветил под ноги, готовясь к самому худшему.
Однако… ничего такого, что могло бы сильно испугать, он не увидел.
То, что он принял за мягкое и податливое — оказалось полусгнившим стеганым строительным бушлатом темно‑синего цвета. Похожие им выдавали в колонии. Ветки кустарников, битое стекло, консервные банки, несколько рваных пакетов… один он отодвинул и с отвращением бросил назад — под пакетом обнаружился обглоданный скелет какого‑то мелкого животного, скорее всего, кота.
Виктор осветил окружность по периметру. Ничего, что могло быть похоже на металлическую коробку.
Кто‑то побывал здесь до него? Такое тоже возможно… Однако… сколько лет прошло? Больше двадцати пяти. За это время в пустом колодце могло нарасти несколько метров нового грунта.
Разгребая одной рукой мусор, другой он держал фонарик. Места было мало и очень скоро он начал ощущать нехватку воздуха. Дыхание сделалось сбивчивым, поверхностным, дышал он часто, как паровоз.
Может статься, что Витя его просто обманул и никакой коробки вовсе не существовало.
— Вряд ли… — сказал он сам себе. — Она должна быть тут!
Виктор продолжал рыть, помогая себе топором как лопатой. Позади скоро образовалась куча земли, тряпок и мусора высотою в метр, но ничего даже приблизительно похожего на тайник, ему не попадалось.
Им начало овладевать чувство обиды, злости и какого‑то глухого отчаяния.
С тупым остервенением он вгрызался мокрыми перчатками в черную землю, выворачивая ее на себя. Затем, когда стало ясно, что ничего с этой стороны нет, он принялся закидывать вырытую нору и рыть в другом месте.
В руки попалась ржавая коньячная фляжка, открыв которую он почуял запах алкоголя, перевернул ее и несколько капель упало в рот — горьких и отвратительных.
Однако, ему стало легче.
Посмотрев на кучу земли, он почувствовал себя старателем, пытающимся найти крупицу золота в огромной куче дерьма.
Копнув еще несколько раз, ему вдруг показалось…
Или только показалось?
Тонкий, едва уловимый запах.
— Нет, это невозможно, — сказал он, чувствуя, как тошнотворный страх поднимается откуда‑то из глубины его существа.
Запах.
Он настолько хорошо знал его, что даже с закрытыми глазами, связанными руками и ногами мог сказать, кому он принадлежал.
Знал, потому что сам подарил Лене эти духи.
Подарил, после того как… у него появились деньги.
Пальцы наткнулись на кусок ткани и скребнув в глубине ямы, он выудил обрывок ткани, черный от грязи, мокрый, но… сомнений не было.
Это ее маечка, она была в ней на суде, чтобы поддержать его — маечка с сердечком.
Его пронзила жуткая мысль. Виктор попятился, но бежать было некуда. Неужели она… Моцарт достал ее?
На дрожащих ногах он приблизился к яме, откуда только что извлек страшную находку и посветил вглубь. Что‑то блеснуло на дне. Он опустился на колени и копнув пальцами землю, выудил продолговатую коробочку размером с небольшую книгу, от которой явственно разило дерьмом.
Виктор сначала даже не понял, что это такое. Все его мысли были поглощены жутким предчувствием. Когда же он перевернул и потряс найденный предмет, внутри что‑то брякнуло, переместилось, тогда его осенило:
НАШЕЛ! НАШЕЛ!!!
В одной руке он держал остатки девичьей майки с едва проглядывающим сердечком, в другой — коробку, заброшенную Витей в колодец в далеком тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году.
Он невольно взвешивал эти предметы, пытаясь понять, что для него важнее — любовь или деньги.
Кажется, выбор довольно прост, но теперь он не мог однозначно его сделать.
Так он и стоял внизу, уставившись на свои находки, пока сверху не раздалась полицейская сирена, небо прочертили мощные лучи фонариков, а потом, минуту спустя, в черном круге над ним показалась голова в фуражке.
— Тут он! Думал спрячется от нас! — крикнул кому‑то мужчина. — Эй! — теперь он кричал прямо в колодец. Голос полицейского, усиленный эхом, бил по ушам: — Слышишь меня? Сам вылезешь или помочь?
Глава 20
1984 год
Ольга Викторовна всю неделю жила предвкушением субботы. Раньше она и представить не могла, что вне пределов ее существования, очерченного столовой, где она работала директором, домом, магазином и изредка — знакомой портнихой, существуют другие люди, так сильно не похожие на нее саму и тех, с кем приходилось сталкиваться каждый день. В ее сознании произошел глубокий, почти экзистенциальный надлом.
Она приходила на работу, вглядывалась в бюст Владимира Ильича Ленина, стоящий вполоборота на тяжелом сейфе, как бы охраняя богатства родины, подписывала распоряжения, утверждала меню и контрольные карты на новые блюда, ругала поварих и грузчиков, и все это повторялось вновь и вновь, без конца и края. Одно и то же каждый день.
Николай Степанович, местный почтальон, какое‑то время действительно интересовавший ее, после увиденного ею там, на стадионе, потерял все шансы. Теперь она не только не махала ему с балкона как прежде, но старалась вообще избегать встречи с ним, даже несмотря на подсунутый на днях в почтовый ящик очень дефицитный журнал мод «Бурда Моден».
Она знала, что это его рук дело.
В четверг она ушла пораньше с работы, благо отпрашиваться было не у кого — сама себе начальница. Зашла в сберкассу и сняла с книжки пять тысяч рублей.
Когда кассир протянула ей пачку пятидесятирублевых купюр, сердце ее забилось пуще прежнего. Разумеется, в столовой была возможность зарабатывать в обход кассы, и она пользовалась этим: был и левый товар, и неучтенная сметана, и масло не того сорта, и много других способов поправить материальное положение.
Возможность достать спиртное, опять же или устроить свадьбу по высшему разряду, но недорого — все это позволяло ей считать себя женщиной скорее состоятельной, точнее говоря, выше среднего класса.
Однако, чего‑то постоянно не хватало. И это ощущение не давало ей свободно вздохнуть, раскрыть и ощутить всю полноту жизни.
— Машину покупаете? — потупив взгляд, спросила девушка за стеклом.
— Что? — Ольга Викторовна витала в мечтах и не расслышала вопрос. — А… да, — спохватилась она. — Машину. Покупаем…
Кассирша хлопнула глазками и принялась отсчитывать двадцатипятирублевые купюры.
— Жигули, наверное! — предположила она.
— Да… — мечтательно ответила Ольга Викторовна.
— А мы в том году Москвич взяли, — похвасталась кассирша. — И, знаете, что? Он ничуть не хуже Жигулей, а проходимость куда лучше!
Ольга Викторовна кивнула и пожала плечами:
— Мне по городу ездить.
— А… ну да, — протянула девушка, подавая еще одну пачку. — Но, если, допустим, путешествовать…
— Я лечу самолетом, — прервала ее Ольга Викторовна.
