стороны одноклассников.
С тех пор он приходил в зал каждый вечер, заглядывал туда, чтобы никого не было и тренировался, пока не смог подняться на самый верх только при помощи рук.
Случайная свидетельница его рекорда — уборщица Полина Андреевна, пожилая добродушная женщина, как раз выжимала тряпку в ведро, когда он коснулся рукой подернутого тонкой паутиной потолка.
— Вот это да, Витька! Ну ты герой!
Она волей‑неволей следила за его попытками на протяжении почти полугода и когда он, наконец, одолел эту вершину, была очень рада за мальчика, в глазах которого светилось неподдельное счастье.
— Преодоление себя — вот настоящая задача для мужчины! — сказала она вполголоса, но он расслышал ее и благодарно улыбнулся.
На следующем уроке физкультуры, когда раздался свисток и пацаны под нестройное улюлюканье и заинтересованное, но тщательно скрываемое внимание девочек потянулись к канату, он вызвался первым, что само по себе было делом невиданным.
Класс притих. Канат — сложное упражнение и первым идти на него может позволить себе лишь камикадзе. Или…
— Крыло! Ты что, сто грамм хватанул для храбрости перед уроком? — послышался чей‑то голос.
Девочки столпились возле матов с низкорослым козлом, через которого им предстояло прыгать, но выполнять упражнение не спешили.
— Ну давай, Крылов… — Альберт Николаевич, молодой физрук с сомнением посмотрел на Витю. — Только я тебе… — он подошел к стопке матов, схватил парочку за брезентовые ручки и подтащил ровно под канат, — соломку на всякий случай подстелю.
— А случаи бывают разные! — съязвил Шкет.
Зал одобрительно заржал.
— Не стоило трудов, — тихо сказал Витя, взялся руками за толстый канат, выдохнул, расслабился и…
Никто слова вымолвить не успел, как он взмыл к потолку на одних лишь руках. В довершение картины он снял одну руку с каната и хлопнул ею по деревянному шпону, устилавшему потолок. Его окутала пыльная завеса и как раз в этот момент в огромных прозрачных окнах спортзала показалось солнце. Его лучи, пронизывающие таинственный ореол, в центре которого находился парень, вызвали вздох изумления у женской половины класса. Пацаны одобрительно молчали. Каждый хотел оказаться сейчас на его месте.
Веревки должно было хватить с запасом. В мотке тридцать с лишним метров, это почти девятиэтажный дом.
Виктор намертво закрепил один конец за скобу, торчащую с внешней стороны колодца, на всякий случай обмотал вокруг трубы, на которой крепился навес, надел перчатки, затем, подумав, сам обмотался шнуром — наподобие как это делают промышленные альпинисты. Теперь можно было слазить под натяжением. Он перекинул ногу, нащупал одну из скоб, которые ступеньками уходили вглубь, перелез целиком, и, глянув на едва различимые огоньки жилых домов где‑то вдалеке, опустился вниз.
Это было очень рискованно — соваться в колодец без напарника в такое время суток. Да и вообще… Но то, что он собирался найти в недрах колодца не предполагало свидетелей.
Он ставил одну ногу, опускал другую, немного отдыхал — светил фонариком, осматривая дальнейший путь — и спускался все ниже.
Далекий неясный шум города пропал и стало совсем тихо, даже как‑то жутковато.
Он подумал, что, если с веревкой что‑то случится, он рискует не подняться наверх. И вряд ли кто‑то его найдет. Скорее всего, мобильник покажет ноль делений на такой глубине. Шкет и Леня думают, что он болеет. Раньше, чем через неделю, они не хватятся.
Тетя Оля? Она, пожалуй, через несколько дней забьет тревогу, также как забьют тревогу и в опорном пункте, где он должен отмечаться на днях.
Шаров…
Это же был тот самый Шаров или однофамилец?
Виктор не успел особо рассмотреть мужчину, да и не стремился пялиться он на майора, чтобы не раздражать того лишний раз. Но календарь… фамилия… все говорило о том, что это был тот самый Шаров… тот самый!
Сверху на голову посыпался песок с мелкими камешками. Один из них попал ему в глаз. Виктор зажмурился, рефлекторно потянулся, чтобы извлечь соринку. Рука, сжимающая фонарь — разжалась и он даже не понял, что произошло. Только его единственный источник света полетел вниз и через какое‑то время, показавшееся ему слишком, даже пугающе долгим, упал на дно колодца. Судя по всему, фонарь не разбился и продолжал светить, хотя свет этот был похож на тлеющую лучину с расстояния в километр.
Скорее всего, фонарик лежит лампочкой вниз — решил он.
Теперь придется подсвечивать мобильником, хотя насколько хватит батарей? Если разрядиться батарея телефона, то даже призрачной надежды на спасение в случае чего у него не останется.
Ухватившись рукой за ржавую и слегка шатающуюся скобу, Виктор включил свет на мобильнике. Он посветил наверх и не увидел верха колодца. Будто бы кто‑то положил крышку, захлопнув его и отрезав от внешнего мира.
— Это так кажется, — прошептал он, чувствуя нарастающую панику. — Просто уже ночь, поэтому ни черта не видно. Успокойся, дыши…
Однако, когда он направил свет под ноги, выискивая место, куда шагнуть, выяснилось, что ступеньки в виде скоб закончились. Веревка, за которую он держался, ее конец — исчезал где‑то в глубине.
Стало понятно: добыча будет нелегкой. Если все же он сможет спуститься, существует вероятность и довольно большая, что подняться не сможет. Не хватит сил.
Перед глазами возник тот самый урок физкультуры, после которого отношение к нему изменилось. Его стали уважать и даже побаиваться. Чтобы чего‑то добиться, придется долго и упорно работать. Ничего не бывает просто так.
Виктор застыл на месте. По спине катились капли пота, он взмок от напряжения.
Что делать?
— Я смогу, — прошептал он и повис на веревке, которая больно врезалась в кисти рук.
Отматывая трос, скользящий через пояс, он постепенно погружался вглубь колодца. Сколько же здесь метров? — думал он. Пятнадцать? Двадцать? Зачем и кому пришло в голову рыть так глубоко?
Наконец, когда по его подсчетам, прошло минут сорок, ноги коснулись чего‑то мягкого, податливого.
Остановившись, почуяв опору, он замер и тут же посмотрел наверх.
Не видно ни зги.
В голову полезли неприятные мысли. А что, если прямо под ногами лежит полуразложившийся труп? А рядом еще один… И сам он рискует тоже стать жертвой жуткого колодца…
Виктор попытался себя успокоить. Наверняка, милиция сто раз спускалась сюда, по крайней мере, когда в их районе пропадали люди.
Запах вокруг стоял приторно‑затхлый — сырость вперемешку с гниющими растениями, неприятный, но ничего криминального.
Он потянулся за фонариком, который, в самом деле, лежал лампочкой вниз. Странно, что не разбился, — подумал Виктор.
Подняв
