удавалось каким-то образом «включить фильтры», чтобы не замечать ее жалобный мяв, но сейчас голова у меня была светлая и пребывала в радостном, прозрачном бодрствовании, словно деревенская церковь в пасхальную ночь. Поэтому я встал и поставил перед носиком отчаявшейся кошки новую порцию корма, но, разумеется, не угадал, она хотела чего-то другого.
— Ничего не поделаешь, — сказал я, — другого-то у нас и нет.
Она замяукала на меня. Несмотря на возраст, у нее до сих пор сохранились клыки. Мощные маленькие кинжальчики. Орудия убийства. Я взял Джинни на руки и прошелся с нею по комнате. В моем расширенном сознании блуждало слово «выдра», то выныривая из него, то снова уходя вглубь. Через некоторое время я принялся нашептывать: «Выдра, выдра, выдра». Кажется, Джинни это понравилось.
— Мы просто подождем, — обратился я к ней. — Возможно, остальное приложится.
Я по-прежнему был взвинчен. А вдруг в Аниной квартире, где-нибудь в стене, живет такой безумный маленький человечек из старинных штирийских легенд, вроде Шорши, по ночам выбирается наружу и оставляет такие надписи. Джинни замурлыкала, но тотчас же умолкла, снова замурлыкала и опять перестала. Будто утратила навык. Я перенес ее на ее привычное место на кровати, и она попробовала улечься, но снова поднялась и спрыгнула на пол.
Поскольку мне ничего больше не приходило в голову, я стал читать ей вслух свою любимую книгу, «Графа Монте-Кристо». Спустя примерно семь-восемь страниц Джинни наконец забралась на кровать и свернулась клубком. Я, не вставая со стула, тихо читал дальше. За окнами уже рассвело.
4
Бессонные ночи силой срывают покров со всех чувств, да к тому же вселяют голод там, где обычно не ощущаешь. Я проглотил на ходу два протеиновых батончика, а еще скормил своему перевозбужденному мозгу всевозможные узоры: черепицы, ряды машин, старинные входные двери. Когда я тер глаза, раздавался зловещий скрип, словно пробку вытягивают из горлышка бутылки. А в ботинках у меня обнаружились целые залежи песка.
Я повсюду замечал непристойные слова. На всех мыслимых поверхностях кого-то поносили и проклинали. Спинка скамейки на остановке, Боже мой… Некоторые буквы нельзя было прочитать даже частично, столь чудовищным и непреодолимым стремлением высказаться был движим неведомый писатель.
Аня сегодня в кафе не пришла, и это было вполне понятно. В ее жизни что-то изменилось, и время пошло по-другому. Мы долго сидели обнявшись, прижавшись друг к другу, потом обменялись телефонными номерами. Она даже осведомилась о моей фамилии. Ее зрячие, читающие пальцы на моих ушных раковинах.
Несколько часов спустя на стенах и на столах в классах, в туалете и в коридоре, тоже проявились и принялись неистовствовать ругательства. До сих пор я их ни разу не замечал. Вот ФАК ХЕЛИ. А вон там АНАЛ СПЕРМА. В одном месте красовалась даже целая ссылка на Ютьюб, старательно, буква за буквой, выписанная от руки, удивительно. ДЖЕФФ ПЕДИК. СУЧКА. WORLD STAR.[74] AYRE FIK.[75] АННИ ЗАТКНИ ПАСЬТЬ ATO ПОЛУЧИШ.
У меня появилось множество вопросов, но Грегор был еще менее разговорчив, чем обычно. Через несколько дней его отец переезжал в новый дом престарелых, а это неизбежно влекло за собой массу организационных хлопот и мучений. Нельзя слишком уж об этом задумываться, сказал он. Мы закончили работу молча и вдвое быстрее, чем всегда.
На следующий вечер я снова пришел в квартиру с исписанными стенами. Я продолжал рассказывать Ане о Джинни, и она заявила, что хотела бы когда-нибудь познакомиться с этой пожилой аристократкой, а я сказал, конечно, непременно, вот только квартира у меня, к сожалению, крохотная и убогая.
Когда мы вместе принимали душ, я обратил внимание, что высказывания украшают даже кафельную плитку. СВИНЬЯ ЖИРНАЯ, было написано в ванной. И несколько загадочное HARE.[76] В какой-то момент Аня едва не прижалась щекой к одному ругательству, и я чуть ли не оттащил ее, сказав что-то вроде: «Осторожно, не задень». После этого я дал ей себя намылить и послушно рассмеялся, когда гель для душа со вкусом кокоса попал мне в рот.
К тому, что откроется мне в спальне, я, несмотря на все прежние впечатления, оказался не готов. Здесь извивались по стенам огромные, сочащиеся яростью и ненавистью ругательства. СУКИ ДЕРЬМОВЫЕ. ФАК Ю ФАК ЮЮЮ ФАК Ю. ГРЯЗНАЯ СВИНЬЯ. СДОХНИ ШЛЮХА. DIE SLUT DIE DIE DIE.[77] ДЕРЬМО ДЕРЬМО ДЕРЬМО ДЕРЬМО ДЕРЬМО. В выражениях тут никто не стеснялся.
ГРЯЗНАЯ БАБА красовалось на абажуре. ЖРИ ДЕРЬМО СВИНЬЯ СВИНЬЯ СВИНЬЯ было написано вокруг розетки. Вообще автор надписей явно любил слово «СВИНЬЯ». Оно было недлинное и умещалось даже на маленьких свободных участках. Что-то было намалевано каракулями и на полу, но, к счастью, эти буквы от времени стерлись.
Здесь, в отличие от остальной квартиры, некоторые слова были выведены аккуратно и тщательно, как требуют на уроках чистописания в школе, другие напротив, как в прочих местах, — поспешно начирканы большими буквами, криво, словно склоняясь под ветром. Видимо, думал я, два эти стиля соответствуют разным временам суток, когда неизвестный мог предаваться своей непостижимой болезненной склонности либо ничем не сдерживаемый, без помех, либо втихаря, в присутствии хозяйки квартиры. Я представил себе, как он, когда она на минуту отлучилась в туалет, торопливо нацарапывает на стене слово, а потом, когда она уходит уже надолго, терпеливо и методично работает над своими эскизами. А не спал ли он и сам под ними?
Забыть о надписях удавалось, натянув на голову одеяло. Ане понравилась эта игра. Она опускала руку мне на грудь, а потом, несколько порывистым, но изящным движением съезжала головой мне на живот. Напоминала мне большую грациозную кошку.
Под одеялом мне быстро стало жарко. Я лежал без движения и наслаждался минутами, когда Вселенная обретала смысл, потом в груди у меня распространилась тяжесть, меня охватила сонная истома, и я закрыл глаза. Мне привиделись осел и скрипки.
— Выдра, выдра, выдра, — пробормотал я.
Аня подняла голову:
— Что ты сказал?
— Да ничего, так… привязалась какая-то песня.
Она снова прижалась щекой к моему животу, уткнувшись носом чуть выше моего пупка. Какое-то время мы лежали не шевелясь.
— А что за песня? — спросила она.
— Да так, какая-то, названия не знаю. Типа «дн-дн-дн-дн», довольно быстрая, в стиле техно, из девяностых. Ну, не умею я описывать музыку.
Она провела пальцами по моим бедрам. Я стянул с нас одеяло. И почувствовал свежий, более легкий комнатный воздух.
На потолке спальни никаких ругательств не было, зато одно красовалось на вентиляторе. Этот чокнутый действительно стал однажды на край кровати, ведь иначе до
