— Да, я на вечер выкупил целый ресторан, — Данилевский явно наслаждался произведенным эффектом. — Я соскучился, Оля, и непростительно надолго пропал. Так что считай это попыткой реабилитации.
Давид объявился неожиданно, хоть у Оли внутри поселилось смутное предчувствие, что ничего неожиданного в его появлении не было. Зато в полной мере присутствовала мужская солидарность. И она даже всерьез подумывала попросить у Аверина помощи, чтобы поставить прослушку на телефон Антона.
Но Давид лучился искренней радостью, и Ольга решила выбросить из головы посеянные Авериным сомнения. Может, он и преследовал такую цель? В то, что его снедала ревность, Оля, конечно, не верила, а вот в задетое мужское самолюбие — вполне.
Протянула руку, коснулась щеки Давида. С тайным удовольствием поняла, что ей намного больше гладковыбритых щек и подбородков нравится двух-трехдневная щетина. Вот как сейчас у Давы…
Пламя, полыхнувшее в темных глазах, заставило и ее вспыхнуть. Давид поймал руку, прижался губами, а потом внезапно притянул Ольгу к себе.
Ее губы попали в плен твердых мужских губ, аромат дорогого парфюма — обволакивающий, будто мягкий бархат — вскружил голову. Дубовый мох, можжевельник и немного, совсем чуть-чуть, горьких и терпких нот…
Дыхание сбилось, ноги перестали слушаться, и Оля схватилась за подлокотник кресла.
Давид нехотя отстранился.
— Прости, Оленька, не удержался, а ведь давал себе слово поцеловать тебя только когда мы будем на равных, — он как будто шутил, но глаза оставались серьезными.
Они сели за столик, то есть, села Оля, а Давид подъехал на своем кресле, напоминающем космический аппарат. Официант принял заказ на горячие блюда.
— Спасибо за цветы, они чудесны.
— Такие же, как и ты, — Данилевский смотрел на нее, уперевшись подбородком на согнутые в локтях руки, и Ольга чувствовала себя школьницей под таким откровенным взглядом.
— Давид, ты меня смущаешь, — призналась, отщипнув виноградину от красиво выложенной на блюде грозди.
— Я очень на это надеюсь, Оленька, — с серьезным видом сказал Данилевский, и она рассмеялась.
— Ты надолго вернулся? — спросила, отсмеявшись.
— Нет, завтра снова улечу. Европа празднует Рождество, а я больше привык встречать Новый год. Елка, хлопушки и мандарины мне ближе, чем рождественский сапог.
— Мне тоже, — призналась Оля, и Давид радостно сверкнул глазами.
— Правда? Не представляешь, как я рад. Значит, ты не откажешься провести со мной новогоднюю ночь?
Это прозвучало так откровенно, что она опешила.
— Ты всегда предпочитаешь все оговаривать наперед? — поинтересовалась осторожно.
Давид посмотрел с недоумением, на миг задумался, а потом заливисто захохотал.
— О, Господи, Оля, прости! Я совсем не то имел в виду! Нет, я, конечно, не против. Мало того, не буду скрывать, что я об этом мечтаю, но… — он перегнулся через стол и взял ее руку в свои. — Оленька, я имел в виду Императорский Венский бал в Хофбурге в новогоднюю ночь. Ты примешь приглашение встретить со мной Новый год?
— Как потрясающе звучит, Давид! — восхищенно повторила Ольга. — Императорский бал! А там все должны танцевать? Я же не умею…
— Да нет, танцуют те, кто хочет. Там четыре танцевальных зала. Но будет концерт, праздничный ужин, музыкальный фейерверк, и, если хочешь, я возьму несколько уроков венского вальса. Для тебя. Мне они вряд ли помогут, — он широко улыбнулся.
— А потом? — прямо посмотрела ему в глаза Ольга. Он так и будет комплексовать и заранее все оговаривать? Но Давид ответил потемневшим взглядом.
— Мы уедем, как только ты заскучаешь. В отель. Вдвоем.
— И ты не будешь ждать, когда мы уравняемся в чем бы то ни было?
Вместо ответа он объехал стол, не сводя с Ольги горящих глаз. Остановился напротив, протянул руку.
— Я и сейчас не собираюсь ждать.
Она поднялась и медленно вложила в протянутую руку ладонь. Миг — и оказалась на коленях у Данилевского. Рука легла на затылок, зарылась в волосы, губы потянулись к губам.
— Ты сводишь меня с ума, — прошептал Давид и накрыл ее губы своими.
Ольга гладила рельефные мышцы под натянутой рубашечной тканью. Тело с готовностью отзывалось на близость мужчины, его тело реагировало такой же готовностью.
— Сожалею, что помешал, — раздался металлический голос, как будто тяжеленный пресс сплющивал метал в болванки, и тот скрежетал и лязгал, сопротивляясь сминающей тяжести.
Ощутимо потянуло холодом, воздух в зале остыл градусов на двадцать. Оля подняла глаза. Над ними стоял Аверин и смотрел на Данилевского. Ее как будто не существовало.
— Я принимаю твое предложение, Давид.
— Как ты вошел? — недовольным голосом спросил Данилевский.
«Ах они уже на «ты»?..»
— Сказал твоим бодигардам, что у меня срочное дело. Я не солгал, я утром съезжаю из отеля и вылетаю в Испанию. Если твое предложение актуально, то обсуждаем прямо сейчас.
— Я пойду, — Оля встала с колен Давида, поправила платье и с вызовом посмотрела в похожие на две замороженные льдинки глаза. Черные льдинки. — Обязательно говорить, что я не удивлена?
— Обойдусь, — ответил Аверин и повернулся к Давиду.
— Оля, подожди, мы недолго, — крикнул Данилевский, но она только рукой махнула.
Если Аверин выпустит его отсюда к трем ночи, это будет большая удача. А ей лучше принять ванну и лечь спать. Единственное доступное на сегодня удовольствие.
***
Третий день Ольгу не покидало ощущение, которое она могла описать одним словом — попала в сказку. Даже неловко перед самой собой было. Будто и не девчонка уже, почти тридцать, а все время приходилось себя одергивать.
Чтобы не открывать попеременно рот, не тыкать пальцем и не хлопать в ладоши. Даже когда она вышла из примерочной салона по прокату вечерних платьев, и Антон на полном серьезе плюхнулся на кожаный диван в таком же прокатном смокинге. Сказал, что не ожидал. А разве она ожидала?
По поводу своего присутствия приятель отшутился, что приставлен Данилевским к Ольге в качестве охраны, и теперь для него Дава — Фея-Крестная, которая возьмет его на бал.
— Обещал мне дебютанток подогнать, — улыбался Антон, но Оле везде чудилась недосказанность. Или это ее так испортил Аверин?
Он, кстати, съехал со своей Дианой на следующий же день после перегаженного свидания, и больше Оля его не видела.
Рождество Европа отпраздновала, но для Оли с Антоном, как и для Давида, все же привычнее было встречать Новый год. Поэтому поездка в Вену оказалась настоящим волшебством, начиная с той минуты, как они сели в скоростной поезд на центральном вокзале Мюнхена.