гром победы. Ложное "я" Кремнева уступило место настоящему, сильному и счастливому. В этой борьбе он понял, что подавление личности выдуманного Кремнева было не просто актом освобождения, а победой над самим собой, над своими же страхами и недостатками. Кремнев без труда раскусил их грубую психологическую удочку, и просто сказал им что хочет с ними встретится в каком то помещении, это глупые люди согласились и дали адрес Кремневу, после этого с гордой головой пошли к месту встречи чтобы всё подготовить. Тем временем Кремнев направился в отдел НКВД, ведь ему говорили о подобном деле, так же он глумился над людьми в отделе, так как он подбросил им свою рукопись. Вот он уже в НКВД и видит Леонида. Бледное лицо Леонида судорожно сжималось в волне нервозности, которая изгибалась в его теле как змей. Его глаза, обычно полные света и тепла, сейчас были окутаны пеленой темных мыслей, которые кружились в его уме, пронзая его сердце стрелами боли. Душевная мука сжимала его грудь, заставляя биться сердце в такт тревоги и беспокойства. Леонид стоял у окна, взгляд его упирался в огонь за окном, словно пытаясь найти в нем ответ на свои внутренние страдания. Его руки дрожали, как осенние листья под порывами ветра, а дыхание было неровным, словно усталое птичье сердце. Он чувствовал, как его личность раздирается на части под влиянием мук давно затаившихся в его душе. Он хотел избавиться от этой больной части себя, от негативных чувств, которые бурлили в нем, как буря в открытом море. Будоражащие его мысли создавали в его мозгу лабиринт из безысходности и страха. И тогда, с невероятной силой, Леонид решительным движением приказал своей личности выйти на внутреннюю арену и подавить этот бледный и нервозный образ, который столь долго мучил его. Он почувствовал, как в нем поднимается волна решимости и силы, приносящая освобождение от цепей психической тьмы. И в тот миг, когда он встретился с тенью своего урода души, Леонид почувствовал исцеляющий огонь внутри себя. Он позволил пламени истинного "я" сжечь все негативное, что долгое время приставало к его сердцу. И в этом огне родилась новая жизнь, полная света и надежды, где бледный и невротический Леонид был погребен в землю забвения, чтобы на его месте расцвести сильная и светлая душа, чувствующая себя полностью освобожденной.
— Здравствуй мой друг, я нашел всех лжепартийников, пора проводить задержания, я полностью уверен, что это они!
— Да, да. Леонид отмахнулся и сказал, что на некоторое время Кремнев будет заменять его и пусть творит всё что хочет. С начала Кремнев ни чего не понял, но следом решил разобратся посже, после задержания и расстрела ублюдков. Темный и беспощадный город был окутан дымкой загрязненного воздуха и напряжением, которое витало в воздухе, словно буря готовая разразиться. На улицах раздавались шаги грубых и брутальных сотрудников НКВЛ, чей вид вызывал дрожь у прохожих. Эти темные фигуры были одеты в темные кожаные плащи, повязки на лицах скрывали их идентичность, а холодные взгляды свидетельствовали о безжалостной сущности. Во главе колонны шли десяток брутальных сотрудников НКВЛ, каждый из которых был подобен зловещему исполнителю, готовому на все ради выполнения своего задания. Их движения были медленными и уверенными, словно хищники охотящиеся на свою добычу. Их грозные фигуры выделялись на фоне толпы, пропуская жилу смерти и страха в сердцах тех, кто оказывался на пути этого беспощадного отряда. По центральной площади неспешно шагал Кремнев, главный исполнитель приказаний, его взгляд был наполнен мыслями и задумчивостью. Его лицо скрывала подсолнечная стальная маска, отражающая безразличие и хладнокровие. Он был неразговорчив и таинственно молчалив, но его присутствие распространяло страх и ужас среди окружающих. Таким образом, колонна неотъемлемых и безжалостных сотрудников НКВЛ продолжала свой путь, медленно, но уверенно приближаясь к объекту задержания. Их грозная служба требовала жертв, а Кремнев, во главе этого темного полотна, уверенно шел на встречу судьбе, где его рука была бессильна и его сущность была окутана мраком одиночества и безысходности.
Дверь в мрачный подвал с треском распахнулась, и в него ввалилась колонна беспощадных сотрудников НКВЛ, грозно наставивших оружие на трое заговорщиков: Скрицкого, Смирнофа и Львова. Их достали на свет божий из их убежища, они были в оковах страха и недоумения, не понимая, что происходит. Брутальные исполнители приказов, во главе с хладнокровным и задумчивым Кремневым, теснили их к стене, их лица озарились истинным ужасом, когда они осознали, что попали в когти этих безжалостных палачей. Гнев и страх смешались в их взглядах, но перед такими темными и бессердечными силами им было не до сопротивления. Сотрудники НКВЛ двигались плавно, словно хищники коварно подкрадывающиеся к своей добыче. Они были окутаны масками безразличия и холодности, взгляды их были лишены сострадания и милосердия. Они были лишь исполнителями велений, лютыми инструментами в руках государства. Кремнев стоял в тени, наблюдая за происходящим со спокойной улыбкой на лице. Его глаза сверкали зловеще и уверенно, и он с удовлетворением наблюдал, как его план разворачивается перед его глазами. Ему было все равно на страдания и крики арестованных, он лишь следил за ходом событий, будто режиссер своего темного театра, где каждая драма раскрывалась в его пользу. И так, три заговорщика были беспощадно арестованы, их судьбы теперь лежали в руках Кремнева и его безжалостных подручных. Буря ужаса и страха окутала этот мрачный момент, словно тень смерти ниспослалась на них, и лишь Кремнев оставался невозмутимым столпом хладнокровия в центре этого темного пейзажа. Лица арестованных заговорщиков были искажены от страха и недоумения. Скрицкого, Смирнофа и Львова охватывала мешанина чувств — от удивления и надежды на спасение до истинного ужаса перед неизвестным. Их глаза выражали панику и бессилие перед могуществом и безжалостностью сотрудников НКВД. Скрицкий был бледен и неистово дрожал, его взгляд скользил по лицам исполнителей, словно он искал утешение или милосердие, которого в этом мрачном зале не было. Смирноф застыл, словно камень, его лицо отражало решимость и готовность к судьбе, которая его ожидала. Львов смотрел на Кремнева с неверием, его западшие глаза выражали ужас и страдание, он боролся со слезами, горький укол страха и понимания о величии беды, которая осенила его. В это мгновение, когда тень смерти пала на них, лица арестованных были словно отпечатками страданий и боли, незримой печатью на бумаге, которая уже никогда не будет прежней. И Кремнев, стоявший в стороне, с интересом наблюдая за происходящим, был лишь хладнокровным свидетелем этого трагического финала, лишенного сопереживания и сострадания.
