Андрей Чупиков
Мертвая петля
22 июня 1941 года, день начала Великой Отечественной войны…
Адольф Гитлер нагло обманул не только советскую власть, но и всех граждан Советского союза, это грязное предательство. Многие страны, которые склонили головы перед нацистами, совершили свой удар, удар в спину. Небо было безмятежным, словно не предвестие страшной бури, а обычное утро. В тишине наступающего дня, в сердце каждого города, села и деревни, пряталась неизведанная опасность. Мир кончился. Земля уже впитывает в себя первые слёзы, первую кровь. Огромная армия нацистов: корабли, танки, пехота, все. Бессердечное нападение, десятки генералов нацисткой Германии называют это «тактикой», нет, это подлость. Восход солнца, кажется, освещал обыденные улицы и дома, но в этом свете пряталась тень войны, которая скоро обрушится на землю. В мирной тишине слышались лишь шорохи природы, но в душах людей уже зародился страх, а в глазах — предвестия грядущего бедствия. Всё это кончилось на долгие четыре года, смерть и война, сменяются голодом и чумой, все всадники апокалипсиса уже вступили на нашу землю. Солдаты, в тени подготовленных к действию танков и самолетов, поднимали взгляды в небо, не подозревая о том, что их мир вот-вот обрушится. На их лицах было написано беспокойство, но они еще не знали, что эта война изменит все: обыденные жизни, привычные пейзажи и сам ход их судьб. Мир, на вид кажущийся спокойным, скрывал в себе невидимый враг, который вскоре придет, стирая границы между миром и войной. Нацизм то самое чудовище, которое создано, что бы поглотить счастье и мир в наших краях. Я не буду говорить о предателях или героях, хотя и о них тоже будет много сказано.
Я расскажу о юноше, который живет в Ленинграде. Он не герой и не нацист. Этого юношу лет шестнадцати звали Григорий Кремнев. Он жил со своей семьей до начала Великой Отечественной войны. Дом выглядел у них очень даже хорошо. В углу невеликой, но уютной комнаты стоял тяжелый, старинный стол, на котором раскидывались бумаги, перья и чернила — место, где каждый вечер собирались члены семьи. Стены были украшены портретами предков, старинными картинами и подарками, создавая атмосферу уважения к прошлому и гордости за свою семейную историю. Небольшое окно в комнате пропускало теплый свет, наполняя пространство яркими лучами. В углу стояла старинная тумбочка с книгами и фарфоровыми фигурками. Мебель, испытавшая временные переменчивости, излучала атмосферу уюта и надежности. Под коврами таились деревянные полы, на которых играли детские ножки. Комната была наполнена ароматом домашней кухни, где готовились блюда, передающие традиции и вкусы семьи. Теперь же комната изменилась, нет детей и семье, но все осталось на своих местах. Недалеко от Ленинграда ведутся ожесточенные бои. Почти все ленинградские мужчины, стоят на смерть за свою малую родину.
Проснулся Кремнев в холодной постели, оглядев всю комнату, он не нашел ни чего нового, с восьмого на девятое бомбили Бадаевские склады, очень холодно. Кремнев вышел на улицу, небо было облачное, и подувал ветер. «Авиационного налета не должно быть!»-почти вскрикнул Кремнев, но тут же осекся и оглянулся улица была практически пустой. Он решил вернуться в свою квартирку, люди уже начали страдать от голода, но еда пока есть, это радует. Войдя в свою комнатушку, Кремнев бросил взгляд на интерьер, в его глазах можно было считать явное отвращение ко всему этому. «Интересно, я и тут живу, тошнит меня здесь» подумал Кремнев на секунду. Стены этой комнаты, выдержанные бомбардировками и пронизанные холодом, окна, замурованные деревянными щитами, позволяли лишь узким лучам света проникнуть внутрь. На потертых обоях отмечены времена прошлого размаха и роскоши. Старинная мебель, уже не раз пережившая перестановки и перемены, стояла в углу, выражая стойкость и уважение к истории. На столе, покрытом старой скатертью, стояли последние запасы продуктов, запах горячей вареной воды и сгорающего дрова наполнял комнату, создавая иллюзию тепла и уюта в сердце блокады.
На стенах висели фотографии тех, кто ушел на фронт или остался в памяти, словно борцы за свободу и будущее. Кремнев оглядел комнату ещё раз и с отвращением в сердце сел на стул.
Самолеты врага, словно темные птицы смерти, мчались в небесной выси, оставляя за собой лишь следы разрушения. Звуки взрывов пронзали сердца горожан, а каждый взлет и падение бомбы были, как удары молота, разбивающего мир на осколки. Ленинград, обладавший своей неповторимой архитектурой и историческим наследием, стал свидетелем разрушения своих крыш и стен. Улицы, где когда-то звучали шаги прохожих, превратились в поле обломков и пыли. Бомбардировки не выбирали, они касались каждого камня, каждого дома. Жители Ленинграда переживали страх перед небесным огнем. Каждый звук взлетающего самолета вызывал дрожь в сердцах, а взрывы сотрясали души. Осажденный город стал ареной, где жизнь и смерть танцевали в хаотическом вальсе. Бомбардировки Ленинграда оставили следы на его лице — город, ставший свидетелем разрушения, но не сломленного. Среди обломков и пыли вспыхивала свеча надежды, и Ленинград продолжал сопротивляться, несмотря на бесконечные испытания в воздухе и на земле. Когда это все это происходило Кремнев не чувствовал страха, каждый раз он нагло оставался в своем доме и просто ждал бомбы в свою квартиру, но ни разу она не упала. Следующая бомбардировка прошла точно также, множество жертв, разрушенных домов, но смерь, не достигнута. Встав со стула, Кремнев стал ходить из угла в угол, развернув своё пальто, он посмотрел на большую и тугую веревку, как канат. Он тут же закрылся и ещё более закутался в свое худое пальто.
«И разве это жизнь»-начал почти вслух размышлять Кремнев- «Люди умирают от голода, падают на улице, у города сотню наших бойцов умирают!». Тут Кремнев не выдержал и подошел к своему потертому зеркалу. Посмотрел и встал как в копаный, долго вглядываясь в своё отражение. У него темные вьющиеся волосы, которые он небрежно причесал, придавая своему облику непринужденность и шарм. В его глазах горит огонь невероятной жажды жить, останавливаемый лишь жестокими временами. Он выпрямил плечи, улыбается — словно одобряет свое собственное преодоление. Рваные булавки на пиджаке демонстрируют его беспощадное стремление к выживанию, а смоделированные непонятные масштабы на лице — горечь и голод за добивается своих целей. В его движениях скрыта изнуренная уверенность, каждое мгновение — борьба, которую он продолжает, несмотря на все трудности. Страсть и упорство скрыты в каждом его жесте, словно Петроград на грани гибели и взлета. Пиджак,
