и, хихикая, говорит:
— Меня зовут Хейли.
— Я возвращаюсь к машине, — объявляет ее брат, забирая свой коктейль с собой и направляясь к выходу. — Поторопись, я не хочу опоздать в школу.
— А это, — говорит Хейли, — мой надоедливый старший брат Стив.
Стив. Мой отец передал свое имя этому маленькому ублюдку.
— Ты выглядишь так, словно полностью готова к школе. В каком ты классе? — спрашиваю я, пока мы ждем ее напиток.
— Пятый класс.
— Вау. Большая девочка в кампусе. Итак, сколько тебе тогда лет?
— Одиннадцать.
Ее идеальный голос, ее идеальная прическа, ее идеальная одежда — все это вызывает у меня желание сжать кулак и ударить им по ее идеальной улыбке.
— Хейли, — окликает сотрудница, и я борюсь с непреодолимым желанием схватить ее и убежать.
— Мне нужно идти. Спасибо за коктейль, Эрин. — Она так вежлива, что это раздражает меня до такой степени, что мне хочется содрать с себя кожу.
Она практически выскакивает за дверь, оставляя меня смотреть, как их машина отъезжает.
Я резко оборачиваюсь, когда кто — то похлопывает меня по плечу.
— Извините, я не хотел вас напугать, — говорит сотрудник, протягивая чашку. — Я звал вас по имени, но, думаю, вы меня не услышали.
Не говоря ни слова, я отворачиваюсь от него и выхожу за дверь, а он стоит там, как придурок, все еще держа мой напиток.
Я ненавижу всех в этом дерьмовом городе.
Сидя в своей машине, я пока не могу заставить себя завести ее. Ей одиннадцать лет, и у нее та жизнь, которая должна была быть у меня. Предполагалось, что я буду веселой и вежливой девочкой, которая наденет красивую одежду и выпьет коктейль перед тем, как отправиться в школу. Я должна была быть ею. Вместо этого, когда мне было одиннадцать, меня привязали к вешалке для одежды и заперли в шкафу на несколько дней подряд. Я была в темноте, без еды и воды, оставленная мочиться и гадить на себя. А когда я не была в шкафу, то была внизу, в этом сыром подвале, где ко мне приставали, насиловали, издевались, мочились, избивали и пороли. Я не собирался выскакивать за чертову дверь со своим малиновым райским смузи. Ее самая большая проблема в жизни — это раздражающий старший брат.
Я должна была схватить ее, когда у меня был шанс.
Гнев только и делает, что бродит в моих костях. Это причиняет боль и покалывает изнутри, и я сжимаю руки, ударяя ими по рулю, рыча сквозь стиснутые зубы. Когда я поднимаю глаза, я вижу пожилую даму, которая с ужасом смотрит на меня, проходя мимо.
Она понятия не имеет, что смотрит на монстра.
Откидывая волосы со лба, я выпрямляюсь и завожу машину. Время приближается к восьми часам, и мне нужно вернуться в отель.
Я стою за пределами нашей комнаты и готовлюсь к гневу Деклана, прежде чем открыть дверь.
— Где, черт возьми, ты была? — он кипит, как только я вхожу. — Скажи мне, что это не то, о чем я думаю. Скажи мне, что ты не возвращалась к тому дому.
Сохраняя хладнокровие, чтобы не раздражать его еще больше, чем уже есть, я признаюсь:
— Я вернулась туда.
— Господи Иисусе! О чем ты думала? — рявкает он, хватая меня за руки и встряхивая.
— Я не знаю, но я должна была пойти. Я знала, что ты этого не позволишь, поэтому я улизнула.
Он толкает меня к дивану и сажает вниз, отпуская мои руки. Я наблюдаю, как он пару раз ходит по комнате, прежде чем вернуться ко мне. Он садится на кофейный столик и смотрит на меня. Его челюсть сжата, что говорит о его безмерном гневе. Я знала, как сильно мое бегство повлияет на него. Деклан должен обладать всей властью, чтобы чувствовать себя в безопасности, и я украла это у него этим утром.
— Это не то, что ты думаешь. — Я пытаюсь успокоить его.
— Расскажи мне, раз уж ты, кажется, знаешь обо мне все. Скажи мне, о чем я думаю. — Он бросает мне в лицо свои насмешливые слова.
— Я должна была их увидеть. Я должна была знать больше.
— Их? — спрашивает он, раздражаясь все больше. — Ты имеешь в виду его детей?
Я киваю.
— Господи, Элизабет, — рявкает он, вставая и отходя от меня.
— Прекрати кричать на меня! — рявкаю я, вставая с дивана и подходя к нему. — Ты злишься, я понимаю! Но твои ожидания, чтобы я просто сидела и была терпеливой — это то, чего я не могу дать.
— Ты не можешь или не хочешь?
— Я не извинюсь, если это то, чего ты добиваешься.
Я смотрю, как он скрипит зубами, глядя на меня сверху вниз, и я обращаю это на него, говоря:
— Почему бы тебе не сказать мне кое — что… Если бы все было наоборот, и в этой ситуации была бы твоя мать, скажи мне, что ты был бы в порядке, просто держась в стороне. Скажи мне, что ты не стал бы действовать, руководствуясь всеми своими инстинктами.
Его глаза пронзают мои, и я толкаю его еще сильнее.
— Скажи мне, что ты мог бы сдержаться и держаться подальше.
Мы встречаем сопротивление друг друга, и ни один из нас не отступает.
— Он мой отец, так что не смей кричать на меня и принижать меня за то, что я действовала в отчаянии, потому что ты бы сделал то же самое.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти от него, и когда я это делаю, он наконец заговаривает.
— Ты больше не будешь бросать мне вызов. Ты понимаешь?
Я оглядываюсь на него и отвечаю:
— Тогда мне нужно, чтобы ты прогнулся и доверился мне. Я улизнула, потому что знала, что ты откажешься отпустить меня. Все, о чем я прошу, это чтобы ты хотя бы время от времени пытался смотреть на ситуацию по — моему.
— Иди сюда, — приказывает он, и я подчиняюсь, возвращаясь к нему. Он берет мое лицо в свои руки, говоря мне, — Я постараюсь для тебя.
— Спасибо, — отвечаю я с умиротворенной улыбкой.
— Ты будешь наказана, так что на твоем месте я бы не улыбался, — угрожает он, и я не возражаю.
Деклану это нужно, чтобы чувствовать контроль, и я хочу дать ему это, потому что это то, что его защищает. Он зависит от этого. Он не может функционировать без этого.
— Я хочу, чтобы ты встала на четвереньки и спустила штаны до колен.
Он в гневе срывает голос, и я поворачиваюсь к нему спиной,
