ним в трудную минуту. Пип еще раз приобняла его поникшие плечи и оставила горевать одного.
Пока Пип поднималась по лестнице, ее посетила мысль, что впервые за всю жизнь она сама предложила, а не принимала помощь. Приятное ощущение!
36
Каждый раз, вспоминая о близящейся новой встрече с Эвелин, Пип трепетала. Сначала она списывала это на нервы, уж больно незнакомым было для нее это чувство, как и любое другое чувство вообще. Эвелин не внушала ей страха, но она умела заглянуть в душу – способность, которой другие были лишены. Пип привыкла жить в доспехах, держать язык за зубами, но в присутствии Эвелин все пошло прахом. Пип еще не нашла этому объяснения: то ли Эвелин отличалась редкой проницательностью, то ли ей самой пора было открыться. Скорее всего, и то и другое.
Постепенно Пип поняла, что ее состояние – это не нервозность, а радостное предвкушение. Она уже забыла, когда в последний раз ощущала то же самое. Предстоял разговор, в котором выявится много общего по мере того, как они будут делиться подробностями пережитого. Между ними уже установилась некая связь, подобие взаимопонимания. Пип чувствовала это, еще не зная, к чему это может привести.
Одри что-то почуяла, когда узнала, что Пип не сможет прийти в лавку в среду, но поделать ничего не могла: раньше Пип не пропускала работу, и ее не в чем было упрекнуть.
Среду Пип встретила во всеоружии. Ровно в два часа дня она уже стояла у Эвелин на пороге. Сердце билось немного чаще обычного, но не в преддверии панической атаки, а в приятном предвкушении того, что должно было произойти.
Она постучалась, и едва ли не в ту же секунду отодвинулась задвижка, как будто Эвелин караулила за дверью.
Дом опять встретил Пип темнотой, но, в отличие от прошлой недели, не было запаха плесени. Наверное, Эвелин готовилась к ее приходу. Пип понравилась эта мысль, ведь она означала, что для Эвелин их встреча что-то значит, что и она стремится произвести на Пип хорошее впечатление. Пип для нее – не абы кто!
Эвелин пригласила ее в ту же комнату, что в прошлый раз. Здесь тоже кое-что изменилось к лучшему. Шторы раздвинуты, по ковру и обивке мебели прошлись пылесосом, хотя общее впечатление заброшенности сохранилось. Но попытку облагораживания можно было зачесть хозяйке в плюс.
Сама Эвелин осталась прежней. Подозрительности, бросавшейся в глаза при первой встрече, заметно поубавилось, хотя сохранилась сдержанность, улыбка если и появлялась, то быстро гасла. Если бы не явные следы попытки прибраться к ее приходу, Пип могла бы решить, что ее не ждали. Она решила не огорчаться. То, что Эвелин не разделяет ее воодушевления, еще не значит, что она не рада ее видеть. Главное, она приглашена, хотя острой необходимости в приглашении не было, ибо дневник вернулся к владелице. Пип оставалось использовать свой визит по максимуму, втереться в доверие к Эвелин, насколько та позволит.
Дождавшись, пока Пип усядется в то же не слишком опрятное кресло, что и в прошлый раз, Эвелин спросила:
– Хотите чаю? В прошлый раз я по оплошности вас не угостила, потому что вы застали меня врасплох.
Это был совсем маленький шажок в ее сторону, но Пип была рада и ему.
– Было бы чудесно, благодарю. Могу я помочь?
Эвелин жестом запретила ей вставать.
– Не надо, – последовал твердый ответ. – Пусть я старше вас, но вскипятить чайник и принести поднос пока еще могу.
В ее тоне слышалась обида, но Пип решила не обращать на это внимания. Предложение помощи – простая дань вежливости, и если Эвелин придает этому излишнее значение, то не надо ей противоречить. Теперь Эвелин уже не казалась ей старухой.
Хозяйка пошла заваривать чай, оставив гостью одну. Теперь, на правах приглашенной, та имела право как следует оглядеться. Встав, она прошлась по комнате. Кроме двух кресел, здесь стоял устрашающего вида диван одного с ними стиля, уже знакомый Пип шкаф-витрина с ценным фарфором и книжный шкаф из красного дерева. В нем выстроились старинные тома «Британской энциклопедии» и весь Диккенс и Шекспир в кожаных переплетах с позолотой. Кожа, когда-то ярко-красная, выцвела и огрубела. Пип взяла с полки и осторожно открыла «Большие надежды». Страницы были тонюсенькие, шрифт до того мелкий, что невозможно было представить, чтобы кто-то смог это прочесть, но книга не производила впечатление нетронутой. Какой-то любитель Диккенса часто брал ее в руки. Пип вернула ее на место.
Камин был приземистый, некрасивый. И сам он, и очаг были обложены плиткой цвета сливочного крема. Одна треснувшая плитка на каминной полке портила все впечатление; не иначе, кто-то уронил сюда тяжелый предмет. Пип представила, какой скандал это могло здесь вызвать. В этом доме вряд ли мирились с треснувшим кафелем, тем не менее плитку не заменили. Судя по коллекции фарфора, дело было не в нехватке средств; возможно, треснувшую плитку сохранили в качестве напоминания о чьей-то неуклюжести. Уж не Эвелин ли провинилась когда-то?
В витрине с фарфором стояли две черно-белые фотографии в строгих черных рамках. На одной была запечатлена пара молодоженов, как видно, в день свадьбы. Женщина держала букет роз, но платье было не длинное и не белое, сильно отличаясь от представления Пип о подвенечных платьях, к тому же жених и невеста не улыбались. Со второй фотографии смотрели три ребенка: мальчик со светлыми кудрями в матроске и две девочки в передниках. Пип пригляделась. Младшая девочка – наверное, Эвелин, решила она, хотя сходства не заметила. Девочка пристально смотрела в объектив, кокетливо склонив головку на плечо. В ней угадывался характер; так же Эвелин описывала Скарлетт. Вторую девочку, должно быть, звали Джоан. Сколько Пип ни вглядывалась в ее личико, жестокости, о которой рассказывалось в дневнике Эвелин, в нем не было и следа. Обыкновенный ребенок, разве что немного превосходивший сестру серьезностью.
Раздался громкий треск, потом звон, как будто что-то упало на пол и разбилось. Пип вздрогнула, сердце тревожно забилось. Внезапные громкие звуки по-прежнему действовали ей на нервы. Неужели это на всю жизнь?
Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и крикнула:
– Все хорошо?
Ответа не последовало, поэтому она бросилась вон из комнаты, стараясь определить, откуда долетел звук и проигрывая в голове сценарии один страшнее другого.
Кухня находилась в конце коридора. Пип побежала туда, окликая на бегу Эвелин. Наконец та ответила:
– Я в порядке, паника ни к чему.
Пип с облегчением убедилась, что Эвелин стоит на ногах, правда, посреди
