он. — Если хочешь, мы с тобой обсудим условия мирного договора между Островами и моей Империей. Ты передашь их своим лордам. Пока ты будешь размышлять, Камланн предоставит тебе все необходимое, что надлежит предоставлять послам по закону гостеприимства.
Посол слегка опешил от этих слов. Похоже, он не совсем поверил Артуру. Тем не менее, оглядевшись по сторонам, он повернулся к Артуру и низко поклонился.
— Лорд Верховный Король, благодарю вас.
Через некоторое время посол отбыл на Оркады. Артур наблюдал за Мордредом. Король предоставил послу тщательно подобранный эскорт до самого корабля, корабль надежно охраняли, а напоследок Артур пожертвовал значительную сумму монастырю в Инис Витрин и заказал мессу ради благополучия странствующих и путешествующих по морю. То ли из-за этих предосторожностей, то ли потому, что Медро решил пожертвовать своими планами ради необходимости произвести хорошее впечатление, корабль благополучно вернулся в Дун Фионн, а вскоре клан О’Нил поклялся прекратить пиратские набеги на побережье и установил с нами торговые отношения. А Медро так и остался в Камланне. Больше того, его позиции продолжали укрепляться.
Артур не поддержал его в попытках вернуть королевство и теперь он на каждом углу жаловался, что он, племянник Верховного Короля, принесший официальную клятву верности, не только не получил никакой помощи, наоборот, Артур заключил мир с теми, кто убил его родственников и захватил его владения. Он не обращал внимания на то, что союзная клятва никогда не предполагала взаимной защиты, Мордред все больше упирал на то, что так повелось исстари, а тут Верховный Король пренебрег старыми обычаями. Это сработало. Даже в Братстве многие считали, что Артуру следовало поддержать Мордреда. Говорившие так, совершенно не принимали в расчет действий самого Медро в то время, как он был королем Оркад. Все грехи приписывались «слабостям бедного Агравейна», а то, что именно Медро убил многих дворян и установил настоящую тиранию на Островах, никак не заботило его сторонников, ведь это происходило где-то далеко, и их не касалось. Артур признал сыновей Моргаузы членами императорского клана Британии, и теперь, когда клан их отца оказался уничтожен, притязания Мордреда на британскую помощь казались весьма основательными.
То есть все было плохо. Одно хорошо — Гавейн с сыном теперь входили в королевский клан Британии. Как и предсказывал Артур, большинство воинов скоро перестали обращать внимание на то, что Гвин был незаконнорожденным. Мальчик ездил с Гавейном сначала в Галлию, потом на Север, разбираться с жалобами короля Уриена из Регеда на своих саксонских соседей. Уриен считался могущественным королем, сильнейшим из всех северных правителей, и Гвин ему очень понравился. Наверное, король вспомнил своего сына, Уайна. Тот провел совершенно впустую детство и юность, но потом вдруг прославился в череде блестящих битв. Гавейн, как и заведено, получил от короля подарки: для себя, как для посла, для Артура, как для Верховного Короля, для саксонского короля в честь удачно проведенных переговоров, но кое-что неожиданно досталось и Гвину. А перед отъездом, оставшись с мальчиком вдвоем, старый король от всей души пожелал молодому дворянину удачи.
Возвращаясь после этих переговоров, наши послы остановились на отдых в Эбрауке. Король Эргириад ап Кау принял их в крепости и сразу же объявил Гвина родственником, сыном своей сводной сестры. Это признание позволило Гавейну сгладить некоторую напряженность в отношениях с остальными сыновьями Кау, возникшую после убийства их брата короля Брана. Гвин на удивление хорошо поладил с некоторыми из них, и они тоже одарили его при отъезде из Каэр-Эбраука.
Артур был очень доволен результатами их поездки. Он все еще надеялся, что ему хватит времени, чтобы назначить Гвина своим преемником. Поддержка Уриена и сыновей Кау оказалась бы в этом случае неоценимой. Он взял за правило рассказывать Гвину о разных странах, в которых ему приходилось бывать. По результатам этих разговоров король сделал вывод, что Гвин хорошо разбирается в политических раскладах, и его вполне можно учить и дальше. Гавейна он в качестве преемника не рассматривал. Все-таки рыцарь был иностранцем по рождению, его мягкий характер и налет потусторонности делал его непригодным для власти; а вот Гвин обладал для правителя Империи всеми необходимыми качествами. Возможно, Артура просто заворожила схожесть прошлого Гвина и его собственного. Были у нас и другие надежды, о которых мы не осмеливались пока говорить, и чем хуже становилась ситуация, тем больше мы надеялись.
Отряд, пришедший с Мордредом, со временем начал создавать проблемы. Некоторые из воинов принадлежали к королевскому клану и громко возмущались Артуром; все были преданы исключительно Медро и полностью подчинялись ему, в то же время крайне враждебно относясь ко всем остальным. В Камланне они сформировали сплоченную, замкнутую группу, отделенную от прочих воинов культурными, языковыми и религиозными барьерами. Вот только барьеры эти они легко преодолевали, когда хотели поссориться с членами Братства. После нескольких поединков Артур отправил большинство из них обратно на корабли Медро и приказал им патрулировать западное побережье от набегов. В декабре обнаружилось, что один из этих кораблей сам ходил в набег, и Артур приказал казнить виновных. К сожалению, среди казненных оказались два человека из королевского клана, и их казнь чуть не привела к вооруженной стычке с остальными. Разговоры после этого не утихали долго. Говорили, что «Пендрагон хочет закончить то, что начал О’Нил».
В то же время слухи, которые распускал Медро о своем отце, широко распространялись, и наши шпионы сообщали о них со всех концов Британии. Ни один король не осмелился спросить Артура, правдивы ли они, но вскоре мы и сами увидели, кто им поверил. Такие люди стали проявлять явное беспокойство, когда приходилось обращаться к нам по делам. Другие просто делали вид, что никакого Верховного Короля знать не знают. Но самое серьезное беспокойство слухи вызывали в Камланне. Медро снова сумел собрать большую часть своих сторонников, и ссоры в Братстве начались заново с той лишь разницей, что если раньше целью его нападок становился, в основном, его брат, Гавейн, а решения Артура только изредка ставились под сомнение, то теперь он почему-то решил перенести огонь на меня. Говорили, что Артур слишком полагается на мое мнение, а мнение это сплошь и рядом оказывается предвзятым. Это следовало считать уже прямым выпадом. Артур, охраняя свою ужасную тайну, действительно часто оказывался несправедлив к Мордреду, и злые языки в крепости подолгу смаковали каждый такой случай. Куда бы Артур не пошел, его провожали теперь сотни встревоженных, а то и вовсе недружелюбных глаз.
Некоторым из последователей Медро стало не по себе, им не нравилось
