видавшего виды чемоданчика бутылку. Незаметно для посторонних сунул её Смолину.
— Знаешь, как бывает — наших бьют! Ну и наломал дров.
— Ясненько, — сказал Смолин и закрыл капот. — Тебя как, если по имени-отчеству?
— Василий. Можно проще — Вася.
— Устраивайся, Вася, — открыл дверку Смолин.
Василий вежливо поздоровался и устроился на заднем сиденье.
— Попутчиком будет, — объяснил Смолин сыну. — Парень щедрый. Видал?
Он продемонстрировал бутылку водки и сел за руль. Машина запетляла по заставленному техникой двору, выехала на улицу.
— И куда же ты спешишь, если не секрет? — спросил Смолин насторожившегося было Василия.
— В химлесхоз.
— Чем же вызвано это мудрое решение? Путь не близкий.
— Дальше будешь — ближе приедешь.
— Тоже мудро. Ты мудрый человек, Василий. Семейный?
— Сирота.
— В полном смысле?
— В самом полном.
— И кем думаешь пристроиться?
— Кем возьмут. Соображаю на подсочку.
— А как же наша профессия? Шоферская?
— Это самое… Все тебе вынь да положь. Перебьюсь пока.
— А я бы тебя шофером взял. И квартиру дадим… Не сразу, конечно, но перспектива вполне реальная. Сирот не обижаем.
— Ты это самое… кончишь трепаться, свисни.
— Невежливый, — сказал Смолин сыну. — Как, начальник, поможем товарищу?
— Товарищ самостоятельный, сам разберется, — улыбнулся сын.
— С трактором справишься? — спросил Смолин.
— Приходилось.
— Все может, — умилился Смолин. — Не человек — золото! Только вот с этим… — Он двумя пальцами поднял конфискованную у Василия бутылку, — придется так…
Приоткрыл дверку машины и выбросил бутылку на дорогу. Василий невольно оглянулся.
— Это самое… Богадельня у тебя? Или алкашей лечишь?
— Впустую не работаем. Мы в основном землицу пашем. Совхоз у нас.
— А-а-а… Не пьет, говоришь, никто в совхозе? И квартиры на курьих ножках имеются?
— Зачем на курьих? Паровое отопление, ванна, горячая вода… Будет. Веранда с видом на тайгу…
— Светлое будущее. Только на него, дядя, пахать надо. Без особой материальной заинтересованности.
— Отсталый ты человек, Василий. Думаешь, на подсочке больше загребешь? Там ведь сезон. А у меня механизаторы не меньше получают. Смотри, сам еще проситься будешь.
— Вопросик можно?
— Валяй.
— Ты вот все — «у меня, у меня». Интересно, кем же ты будешь в своем совхозе?
— Директор.
— Понятно. А я на этот пузырь, между прочим, вкалывал. Думал, вдвоем раздавим, не зажмет.
— Не страдай. Пойдешь в совхоз — возмещу.
Смолин с улыбкой повернулся к Василию, но вдруг лицо его дрогнуло, закаменело. Стараясь не шевелиться, он осторожно затормозил машину, склонился к рулю.
— Сердце? — встревоженно спросил сын.
— Прихватило. Достань… в левом кармане…
Сын неловко полез ему в карман, достал валидол.
Машина стояла у обочины петляющей по тайге дороги. Смолин сидел на сухой траве у кювета, сын и Василий курили в сторонке.
— Часто он это самое… так? — тихо спросил Василий. — На вид не скажешь. Тянет работу?
— Тянет.
— Он что, взаправду директор?
— Пока директор.
— Это верно, все мы пока… Может, посоветуете — стоит к нему?
— Попутчик! — позвал Смолин. — Мы с тобой не познакомились еще как следует. Я буду Павел Егорович, это — Виктор Павлович…
— Василий Никишин. Отчество неизвестно чье.
— Ехать надо, товарищ Никишин. Теперь, хочешь не хочешь, придется тебе в совхоз заворачивать. Садись за руль.
Он тяжело поднялся, пошел к машине. Василий помялся в нерешительности, потом все-таки сел за руль.
По живому…
По пустой, словно вымершей улице старой деревни побежали люди. И снова стало тихо и пусто.
Над ближними к реке избами густо и тяжело поползли клубы дыма. И разом по деревне завыли, завизжали, залаяли собаки.
Неподвижно стояла плотная толпа людей. Бабы плакали, мужики хмурились, сурово смотрели на огонь. А он уже вовсю полыхал над старыми, обреченными сожжению избами. Вырывался из окон, лизал крыши. Между горящими избами еще мелькали темные фигуры занятых пожогом рабочих. Один из них плеснул соляркой на старые резные ворота, другой поджигал стоявшую на задах баньку, третий отскочил от загудевшего в надворных постройках огня, что-то весело крикнул.
— По живому, по живому жгут, бабы! Печаль-то какая… Лучше б совсем не видать, — заголосила было какая-то женщина, но тут же смолкла, уткнувшись в плечо соседке.
— Спешат, ровно гонит кто. Долго ли сжечь? Подождали бы, пока убрались, да разом… — ворчал старик Кузьменков.
— У них, у прокутов, тоже план, — отозвались из толпы. — Вынь да положь…
У толпы затормозила машина Смолина. Вышел, шагнул к огню, долго смотрел, играя желваками скул. Потом резко повернулся к толпе.
— Где бригадир?
Из толпы вышел Иван Шувалов.
— Мы что с тобой планировали? — стараясь перекричать гул огня, спросил Смолин.
— У них договор, Павел Егорович. Производитель работ приехал, говорит — жгём и все.
— А ты что?
— Что я? Объясняю, что полевой стан осенью будет, людям жить, после уборки сожжете… Что, они меня слушать будут? У них договор.
— Позвонить не мог?
— Звонил… — Шувалов безнадежно махнул рукой
Смолин опустил голову. Огонь бушевал сплошной стеной. Рушились крыши, горели ворота, вспыхнул тонкий тополек у калитки. Люди отступили от жара. Отступил и Смолин. Снял шапку…
Дождалась
