на спине, раздирая. Ей хочется оставить на нём шрамы. Хотя бы физические. Алые полосы кровоточат, но он не обращает внимания, увлечённый ею, поглощённый их близостью. Он не видит истину.
Переворачивает её на живот, её пальцы сжимают простынь, пачкая её в чужой нелюбимой крови. Футболку задирает, оглаживает рёбра, целует мягко меж лопаток. Ника закусывает щёку изнутри, ощущая металл и соль вперемешку.
Она снова закрывает глаза, начиная отсчёт с нуля.
***
Этой ночью не удаётся сомкнуть глаз. План приходит сам собой, остаётся лишь собраться с духом. Ей кажется, стоит уснуть, как кошмар наяву продолжится во сне, обрастёт новыми ужасающими деталями. Непонятно, что из этого хуже. Быть может, когда голова коснётся подушки, её решимость испарится, она вновь станет слабой маленькой девочкой, нуждающейся в чужой защите.
Её некому защитить. Она обязана справиться. Шанс всего один, больше такого не представится. Макс расслабился, избавившись от помехи в виде брата. Он ослеплён победой и влюблён в неё. Иного пути, кроме как воспользоваться его чувствами, у неё нет. Как бы гадко не было, ей придётся поступиться принципами.
Баночка рецептурного препарата находится там же, где она её оставила. Специально положила в сумку, вспомнив о таблетках. Они помогли усмирить панику при встрече с Деном на вечеринке, а теперь помогут усыпить другого мужчину. Она надеется. Неизвестно, какая дозировка потребуется вампиру. Но она рассчитывает на отсутствие совместимости с алкоголем, который так любит употреблять Максим.
На встречу собирается, макияж не наносит, он всё равно позже размажется либо от её слёз, либо в следствии страсти Никольского. Долго выбирает платье из шкафа, которые, видимо, заведомо купил Макс. Останавливается на коротком траурно-чёрном с закрытым декольте. Её задача сегодня — выглядеть неотразимо, однако не слишком доступно. Чёрный ей идёт, отлично подходит к внутреннему состоянию.
Он ожидает её у выхода из здания. Оглядывает восхищённо, задерживаясь на открытых стройных ногах. Ника давит из себя улыбку. Та выходит вполне сносной, кажется, у неё получается всё лучше и лучше, хотя вряд ли это тот навык, которым стоит гордиться.
— Долго стоишь? — говорит она, отбрасывая волосы за спину.
— Совсем нет, — он взмахивает рукой, протягивает ей ладонь. Она не колеблется ни секунды.
Сад, действительно, хорош. Больше похож на городской парк по площади. Каких тут только растений нет. Наверное, она бы впечатлилась, если бы не эмоциональное напряжение. Не спасло даже заранее выпитое успокоительное, ему требуется больше времени для воздействия. Постепенно сознание погружается в спасительный вакуум, чувства исчезают, впадая в анабиоз.
— Как спалось? — интересуется он, останавливаясь у фонтана. Мелкие капли воды попадают на кожу и одежду. Ника смотрит на рябящую гладь.
— Отлично, — врёт она, не испытывая мук совести.
Он смеётся довольно, сжимая её пальцы в своих.
— Я старался, подбирал комнату. Твоя — самая светлая.
Как будто это может перекрыть факт заточения. Золотая клетка — тоже клетка. Какая разница из чего сделаны её прутья?
Вечер можно было бы принять за летний, после вчерашней грозы случилось потепление. Однако опавшие прелые листья кричали об ошибочности суждения.
— Спасибо. Она замечательная, — фразы слетают с языка, хотя она предпочла бы молчать. Ника точно находится далеко отсюда, не в своём теле.
Жмёт его пальцы в ответ, глядит снизу-вверх, вскинув голову. Он выглядит также, как и неделю назад, также, как две или три. Добрый, внимательный, заботливый. Но всё это — ложь, он соткан из неё. Странно, как сам ещё не запутался в сплетённых нитях?
— Ты подумала? — он напрягается, готовый к отказу, зелень становится тёмной, словно болотная тина.
Она выжидает, теребя край платья, одёргивает его, имитируя нервозность, по крайней мере то, как сама её запомнила.
— Да. Я согласна. Но как быть с браком? — глаз не отводит, сканирует каждое движение. Мышцы на его лице расслабляются.
Макс улыбается широко, видимо, на сей раз искренне. Но, боже, как ей плевать на его чёртову искренность! Он может засунуть её себе в зад вместе с больной, извращённой любовью.
— А что с ним? Ты скоро станешь вдовой. А потом мы распишемся. Не думаю, что ты хочешь грандиозный праздник. Или я ошибаюсь? Если хочешь, скажи. Мне несложно устроить, — болтает, окрылённый её согласием.
Ему невдомёк, что никакой свадьбы не будет. Она скорее отрежет себе палец, чем позволит ему надеть на себя обручальное кольцо.
— Нет, лучше скромно, поужинаем вдвоём, — тихо отвечает, наблюдая за падающим с ветви листом за его плечом.
— Ты выглядишь уставшей, — хмурится он, всё-таки подмечая круги под нижними веками.
Она хохочет, переступая с ноги на ногу.
— Ты тоже. Мы многое пережили. Думаю, нормально иметь проблемы со сном. Но всё позади, да? Мне уже лучше, — он понимающе кивает, обнимает, прижимая к себе. Она утыкается носом в его пиджак, резко пахнущий одеколоном.
— Да, позади, — отстраняется, оглаживает её щёку. Его отпечатки выжигают плоть, оставляя иллюзорные чёрные язвы. Она дышит носом, закрывает глаза, подаваясь навстречу ладони.
Он целует её сначала осторожно, будто страшась спугнуть, но, не встретив сопротивления, смелеет, проникает языком в рот.
А ей… ей уже всё равно.
***
Ей чудится, что прошло уже несколько часов, пусть они пришли в комнату всего с минут тридцать назад. Пока Макс находится в душе, она подмешивает в вино препарат, вскрыв сразу с двадцать капсул. Дозировка превышает норму в десять раз, этого хватит, чтобы убить обычного человека. Но Никольский заражён, уверенности, что на него хоть как-то подействует, нет.
Конечно же, он предлагает бокал и ей, на что Ника отказывается, отговорившись кое-как. По ней, оправдание в духе шутки: «я не хочу напиться и забыть нашу первую ночь», — глупое. Но главное, срабатывает. Он поддерживает её веселье, рассказывая неуместную историю из детства. Она хохочет невпопад. Будто ей нужно знать, откуда идут его травмы, будто это что-то может изменить.
Он задирает платье, оглаживая обнажённое бедро. Она жалеет, что не надела колготки. Так ему пришлось бы провозиться дольше. Одежды на мужчине становится всё меньше, а она, не смотря на действие лекарства, ощущает пробивающийся через воздвигнутый щит холодный ужас. Он тянет свои тощие длинные пальцы, смыкает их на горле, затягивая петлю. Броня сыплется, брони попросту не существует в реальности. Она хрупка, как её кости, не имеет ни веса, ни смысла. Её на ней нет.
— Моя, — шепчет Макс, выдыхая горячий воздух, что раскалённым паром жжёт шею.
Его — на краткое мгновенье. Время аренды ограничено.
— Твоя, — послушно говорит она в подушку, чувствуя облегчение от того, что не приходится смотреть на его лицо. Так проще, когда не видишь.
