длинные. У многих женщин видны язвы от венерических болезней, их не могут скрыть свежие зелёные листья между ног; много прокажённых.
Посреди села – своего рода площадь, окружённая красными кулисами стен и земляных построек. Ветви больших сырных деревьев и баобабов усижены орлами. На площади возвышается уродливая фигура из краснозёма, представляющая собой фаллос, оплетённый сетью сосудов. Это главный идол племени бобо. Несколько жителей – мужчины, парни и девушки, собравшиеся вокруг него или к нему прислонившиеся, – ведут отрывистый разговор.
Другим племенным тотемом является земляная рыба, «тонгуавана», которую повсюду в этих краях, где саванна большую часть года орошается дождями и изобилует влагой, находят живой и под пластами совершенно сухой земли. Феномен этой рыбы заключается в том, что она двоякодышащая, то есть может получать кислород и из воздуха, и из воды, которая задержалась в почве; должно быть, это поразило воображение людей бобо. Для них это символ воскрешения и место обитания духов умерших предков. Эта рыба является прародителем племени и его мощи. Убийство «тонгуаваны» – величайший грех, какой только можно вообразить. Если выяснится, что кто-нибудь из какого угодно соседнего племени случайно убил такую рыбу, племя бобо объявляет ему войну, считая своим кровным врагом. Язычники относятся особенно благоговейно к этому созданию – увлажняют ему землю и кормят просом с руки, словно некую сказочную птицу.
Как же всё странно в этой архаичной стране! В пото-пото, болотах, поросших густой травой и мощными деревьями, которые походят на наши ивы и тянут свои корни поверх ила и воды как щупальца, обитают рыбы, при лунном свете выныривающие на поверхность. С помощью плавников они взбираются на корни, склонившиеся стволы и ветки, чтобы пощипать зелёные листья. Как и у многих растений и животных в пото-пото, их тела фосфоресцируют, так что эти их восхождения в кроны деревьев выглядят весьма необычно. В реках Нигер и Вольта есть рыбы, которые в пору созревания проса или маниоки средь бела дня выпрыгивают на берег и, преодолевая скачками десятки метров, добираются до плантаций, на которых затем кормятся. Эта рыба называется «карнас». Чтобы отпугнуть животных и насекомых, которые могут быть поблизости, она, лишь оказавшись на берегу, при помощи особого органа, расположенного между жабрами и ртом, начинает издавать резкие, устрашающие звуки.
Обычаи жителей деревни Куми и её окрестностей, вплоть до самого Судана, также уходят корнями в глубокую древность. Они принципиально отличаются от обычаев других африканских негров и полностью соответствуют обычаям древних египтян. Так, овдовевшая женщина обязана выйти замуж за своего же сына, рождённого от умершего: юноша бобо наследует собственную мать так же, как и всё прочее имущество отца. Точно таким же образом бобо обязан жениться на жёнах своего брата, если тот умрёт; а рабу под страхом смертной казни придётся принять жён своего господина, каковы бы они ни были и сколько бы их ни было.
На обратном пути встречаем вереницы рослых, стройных женщин, идущих голышом, с воздетыми руками, груди у некоторых упруги, у других висят, на головах настоящие пирамиды из калабасов, высокие корзины, наполненные листьями – материалом и для снадобий, и для изготовления набедренных пучков. Многие одной рукой, унизанной браслетами, придерживают короб на голове, другой опираются на очень длинный посох. Точёные подбородки и широкие плечи делают их похожими на бога Аполлона, которые греки наследовали от египтян, – того самого, что был одновременно и небо, и земля, и мужчина, и женщина.
Беседа после ужина затянулась до поздней ночи, потом я поднимаюсь к себе, намереваясь записать всё, что увидел за день. Моя комната расположена по другую сторону двора, во флигеле, который некогда представлял собой туземную хижину, сделанную из пурпура здешней земли, Фонтен лишь защитил её от воздействия солнца и дождя. Из комнаты, где бой уже разобрал мою постель, поставил стол и расставил стулья, можно попасть на большую террасу – такую же, какие устроены на крышах других хижин местных жителей. С террасы открывается панорама Бобо-Диуласо: город совершенно тёмный, безлюдный, а за ним расстилается бескрайняя холмистая саванна, освещённая полумесяцем.
В комнате, завернувшись в «пань», – лоскут, которым прибрежные туземцы днём оборачивают бёдра, а ночью укутывают всё тело с головой, – некто спит на полу рядом с моей кроватью. Сначала мне приходит на ум, что это бой ждёт указания заварить чай, и вдруг из складок пестрой ткани показывается женщина – стройная, нагая, спросонья поёживающаяся от холода. Я видел её во дворе сегодня не раз: Фонтен выкупил девушку у её родителей. Он говорил с ней с большей нежностью и сердечностью, чем обычно белые говорят со своими «мус». Быть может, он её по-настоящему любит, подумалось мне.
Спрашиваю, сама ли она сюда пришла или кто-то её послал. – «Се мусье мон мали моа дил тоа!» (Этот месье мой муз мне сказась тебе). – «Тон мари блан?» (Твой белый муж?) – «Моа селуман мали блан!» (Мне толеко белый муз!) – «Тоа Бобо?» (Ты бобо?) – «Моа селуман бауле, моа нон клеве бус, моа нон полте фелиас» (мне толеко бауле, мне не дылявись лот, мне не носись лиссья). – «Фам бобо нон бел, фам бауле тре бел» (женщина бобо не красивая, женщина бауле очень красивая). – «Моа тле бел!» (Мне оцень красивая!)
Утром над Бобо-Диуласо поднимается лёгкий туман. На моей террасе, как и на всех остальных, просыпаются стервятники и, шумно взмахивая тяжёлыми, массивными крыльями, взмывают в небо. Оно кишит чёрными птицами, которые время от времени влетают в мою комнату, – ещё вчера они считали её своей, они хлопают крыльями, задевая стены, и снова вылетают навстречу голубизне.
Сегодня я мог бы съездить в Сикасо и Бамако59, но вчерашняя поездка, должно быть, слишком меня утомила. Я не противлюсь уговорам Фонтена остаться ещё на денёк, чтобы послезавтра мы вместе поехали в Сикасо. Вопрос лишь в том, смогу ли я после Сикасо съездить ещё и в Бамако. Тем не менее я полагаюсь на удачу, которая сопутствовала мне до сих пор, кроме того, сегодня слишком жарко, и я ленюсь прямо сейчас покинуть эту прекрасную веранду, где такой богатый выбор аперитивов, книг и подушек.
Мури, маленький бой Фонтена, приносит мне Бубу, потерявшегося, как только мы прибыли в город. Бубу – детёныш мартышки, родом из джунглей, несколько дней назад мне его подарила девушка-негритянка неподалёку от Феркеседугу. Не то чтобы это было какое-то сокровище, но я к обезьянке привык: пока мы совершали переход, Бубу сидел на спине Самбы, и это выглядело очень забавно; я подкармливал его бананами и сахаром, а
