сдерживая своих чувств, что я даже удивлялась, как это терпит Юра. Но муж, видимо, понимал, что никакой угрозы нет, и относился к этому спокойно.
Однажды я должна была ехать в командировку в его город. И вдруг стала ощущать какую-то пронизывающую меня дрожь. Потом, уже сидя в гостинице, я хотела набрать его номер, чтобы договориться о встрече, и эта непонятная дрожь возникла вновь. Я вспомнила, что ранее ощущала его дрожь, когда он провожал меня с телевидения домой. Получалось, что спустя годы она передалась мне.
Я постаралась спокойным голосом поговорить с ним по телефону. Мы встретились. Он был сдержан, и мы разошлись. Но меня все время трясло, как в лихорадке.
Еще раз мы встретились уже в Москве. Я работала в журнале «Клуб и художественная самодеятельность». Был очень трудный для меня год, совершенно неинтересное дело. И тут звонит он, говорит, что приехал. В этом не было ничего неожиданного — очередная его командировка. Но на меня вдруг нашло какое-то наваждение. Я поняла, что должна назначить ему свидание. Спрашиваю, когда мы увидимся. Один раз спрашиваю, второй, а он все говорит, что надо бы встретиться вместе с генералом (так называли Юру). А Юра к тому времени уже редко приходил домой трезвым, поэтому договариваться о такой встрече было трудно. И я, взрослая женщина, у которой двое детей, пошла на идиотский обман. Я сказала, что мы могли бы увидеться завтра, но я должна дежурить у подруги — в общем, несла какую-то абракадабру.
На другой день я поехала на квартиру к своей самой близкой подруге. Стала ждать, когда он позвонит и придет. Лихорадочное состояние ко мне вернулось. Он пришел, мы разговаривали в комнате. Я сидела на диване, он — в кресле, как мне казалось — безумно далеко. В какой-то момент он сел на пол около дивана. У меня было чувство, что он преодолел километры пути. Все горело внутри, в голове стоял туман. Я, уже будучи не в состоянии себя обуздать, положила руку на его плечо. Он положил свою руку на мою. Эти две руки, коснувшиеся друг друга, эти минуты остались в памяти на всю жизнь.
Он оказался рядом, и возникло ощущение, что нет никакой иной жизни, что есть только он и я, и, естественно, мы теперь уже не разлучимся.
…Настало время уходить из квартиры. Мы шли по Сокольникам, и мне было хорошо, как никогда. Мы поймали такси и ехали, держась крепко за руки. Около моего дома он поцеловал меня, и я вернулась к себе, невероятно счастливая.
Мы встретились еще раз. Мне казалось, все замечательно, но вдруг он говорит, что нам не надо больше видеться, — и решительно уходит.
Он уехал, но все мои мысли были о нем. Меня уже не так волновало, что Юра приходит пьяный. Я жила в другой реальности.
Потом я была занята Олимпиадой, а эта безумная работа затмевала все личное. Но как только заканчивается Олимпиада, я придумываю какую-то невероятную причину для поездки в его город. Приехав, узнаю, что в этот день он снимает футбол. По аккредитации на Олимпиаду я прохожу на стадион. Футбол меня не интересует, я сижу и глазами ищу камеры операторов. Наконец вижу где-то надо мной на трибунах его камеру и просто умираю, оттого что он рядом. По окончании матча подхожу к нему. Мы идем, и он очень резко говорит, чтобы я его не преследовала.
Потом я еще раз приехала, просила его зайти в гостиницу. Я так нервничала, что не заметила, как у меня поднялась температура. Я ждала, что он подойдет ко мне, обнимет, но ничего этого не произошло. Он был зол и потребовал, чтобы я перестала вмешиваться в его жизнь.
Когда он ушел, я впервые поняла, что могу покончить с собой. Мой поезд отправлялся на другой день вечером. Я чувствовала, что не проживу в этом городе, в этом номере ни дня. Зареванная, отправилась на вокзал. Билетов не было. Я пошла к начальнику поезда и, очевидно, отчаяние, которое было написано у меня на лице, заставило его отдать мне целиком купе.
Казалось, жизнь кончилась. О детях, о работе я не думала. В поезде ко мне подсела какая-то женщина, и я начала рассказывать ей свою историю. Когда выговорилась, стало немножко легче.
Через несколько дней он позвонил мне в Москву с просьбой купить и прислать нужную ему книгу. Я поняла: это только предлог, на самом деле он звонит, чтобы убедиться, что я доехала. Он чувствовал свою вину. Но просьбу его я исполнила.
Позже я послала ему еще одну бандероль. Он праздновал юбилей, и я решила выразить свои чувства, отправив маленький подарок. У дочки Саши была очень симпатичная куколка. Я попросила дать ее мне. Дочка отдала, удивляясь, зачем мне понадобилась кукла.
В дальнейшем мы созванивались: когда умер Юра, после пожара в Доме актера, в связи с какими-то датами…
Я знаю: его судьба сложилась непросто (так получилось, что у обоих мужчин, с которыми я рассталась, были сложности и даже трагедии в семье). Возможно, невольно я разбила жизнь человеку.
Не скрою, мне бы очень хотелось сесть с ним рядом, сказать ему что-то не сказанное раньше. Ведь, несмотря на то что тебя окружает огромное количество людей, навсегда ты оказываешься связанной лишь с немногими. Они остаются где-то в душе и не отпускают тебя. И ты постоянно ощущаешь эту недопрожитую жизнь.
* * *
Самая странная история любви в моей жизни произошла, когда мне было уже за шестьдесят. Юра стал совсем больным человеком, за которым требовался уход. Я о мужчинах уже и не думала. Была занята творческими делами.
И вдруг с одним человеком у меня возникла странная энергетическая связь. Во время случайной встречи меня как будто ударило током. Что произошло, я еще не осознавала. Но этот человек не выходил у меня из головы.
Настоящая любовь и страсть впервые соединились во мне. Я испытала то, что прежде не было мне дано. Поняла, как много в жизни недополучила. И эту любовь, такую позднюю, я восприняла как награду. Может быть, награду за ту сдержанность, которую я проявляла раньше.
Впервые я могла не думать, как выгляжу со стороны — до того я всегда контролировала себя, не в силах отключить сознание. Окружающая действительность перестала иметь значение. Ты идешь с любимым по улице и ничего не замечаешь. Тебе кажется, что весь мир наполнен счастьем.
В свои шестьдесят я спрашивала
