Книга Сумеречный город - Тара Сим

– Смотри не переусердствуй, – сказал Джулиан. – Не хочу прийти домой и, как в тот раз, найти тебя на полу без сознания.

– Это было всего раз. Ладно, коль скоро ты здесь, иди убери со стола.

Сколоченный из дубовых досок стол в главной комнате был завален бумагами и уставлен чашками.

Джулиан покачал головой – его мать никогда не допивала чай, и с этим ничего нельзя было поделать.

Стал убирать бумаги, взял один листок и, нахмурившись, крикнул в сторону кухни:

– Все еще читаешь эту помойку?

На столе были разбросаны несколько «сплетников» с разными картинками на первой странице, но явно за авторством одного художника.

На одном была изображена женщина в клетке из костей, на другой – скрючившийся под лучами солнца мужчина, на третьей – маниакально хохочущая женщина в языках пламени.

Джулиан взял еще один «сплетник». На первой странице этого выпуска была изображена женщина с внушающей ужас улыбкой, а в ногах у нее клубились тени.

– Как по мне – это лучший способ уследить за тем, что происходит, – немного запыхавшись, сказала, выйдя из кухни, мать Джулиана. – Интересно же, а тебе что, нет?

– Нет, мне не интересно. – Джулиан кое-как собрал бумаги в стопку.

С какой стати ему интересоваться делами аристократов, если он занят очисткой улиц от всякого дерьма, а им на это абсолютно плевать? Достаточно того, что он выслушивает и исполняет их приказы.

– Мне вот жаль, что у Ластрайдеров такое приключилось. – Марджори кивнула на верхний в стопке выпуск «сплетника». – Говорят, их наследник – лидер заклинателей.

– А еще жалко, что такое случилось с прелатом, – напомнил матери Джулиан. – Данте Ластрайдера справедливо посадили под замок.

Ну а как? Любой, у кого столько денег, что девать некуда, неизбежно закончит тем, что увлечется какими-нибудь нелегальными практиками.

– Что правда, то правда. Но мне все ж таки жаль его родных, – сказала Марджори по пути обратно в кухню. – А теперь давай-ка нарежь хлеб, пока я его не съела.

Хлеб был еще мягкий и с хрустящей корочкой. Джулиан тайком съел кусок, пока мать продолжала пересказывать сплетни о новой наследнице дома Ластрайдеров, о ее связях с другими наследниками и об их силе.

– Не расскажешь, каково это – работать с мальчиком дома Киров? – спросила Марджори, проверяя готовность картошки.

– Как по мне, так же, как с капитаном.

– Но какой он? Добрый? Я слышала, что добрый.

– Ма, ну перестань! – Джулиан закатил глаза.

– Просто любопытно, вот и все. Он несколько лет назад потерял младшего брата, бедняжка.

– Ты даже не знаешь этих людей. Они – богачи, а богачи дорожат своим статусом, им нравится быть выше всех.

– А еще они потомки богов. – Марджори постучала ножом по разделочной доске. – У его величества нет наследника, и значит, когда-нибудь один из них займет трон. Если б я была азартной, а я не азартная, я бы поставила на девочку из дома Вакара. У нее точно есть голова на плечах.

Джулиан начал энергичнее резать хлеб, но от этих движений боль в плече усилилась, и он, не сдержавшись, скривился.

– Что такое? – Марджори сразу перестала болтать. – Ты ранен?

У матери Джулиана был мягкий характер и слабое здоровье, но, стоило ей посмотреть сыну в глаза и скрестить руки на груди, он сразу сдался:

– Ладно, сегодня мы с Пэрисом уложили одного банри. У этих тварей кислотная слюна, немного попало на меня.

Марджори охнула, и Джулиан поспешил добавить:

– Врач уже обо мне позаботился, все заживет, надо просто немного подождать.

Марджори покачала головой:

– Не понимаю, почему ты так собой рискуешь. Весь в отца, тот всегда сначала делал, потом думал.

Джулиан слегка улыбнулся. Мать, ясное дело, намекала на то, что он порой ведет себя неразумно и даже глупо, но для Джулиана сравнение с отцом всегда было похвалой.

Бенджамин Лука поступил в ополчение Нексуса в восемнадцать лет и уверенно продвигался по службе, пока пять лет назад со своими людьми не попал в устроенную дикими тварями засаду возле границы с Паритви. Несколько ополченцев тогда уцелели, но не Бенджамин.

Мать всегда говорила Джулиану, что он – копия отца. Разве что сын носил униформу охотников, а не ополченцев. Спустя месяц после того, как нашли тело отца, Джулиан отправился в казармы охотников и успешно прошел все испытания на пригодность к этой службе.

Дикие твари забрали его отца, и он делал все, чтобы с ними поквитаться.

Сели за стол. В этот вечер на ужин была запеченная курица с хрустящей корочкой, вареный картофель с фенхелем и хлеб с тонко намазанным маслом. Джулиан посмотрел на медали отца, которые мать с гордостью повесила в рамке над окном. Охотнику его ранга ни медали, ни еще какие-либо привилегии не полагались, только ежемесячное жалованье с проживанием да шрамы на теле.

Мать увлеченно рассказывала Джулиану, как утром ходила к колодцу постирать, какие городские сплетни там услышала. Чем дальше, тем больше распаляясь, в итоге даже закашлялась в кулак.

– Ма, не торопись так, – попросил ее Джулиан. – Побереги силы.

– Ты за меня не волнуйся, я свои силы знаю.

Джулиан от злости крепче сжал вилку. Но злился он не на мать, а на слабость ее тела. С каждым днем ей все труднее давалось то, с чем она еще недавно легко справлялась.

Марджори заболела прошлой зимой, тогда ее подкосила непонятно откуда взявшаяся немочь. Две недели Джулиан почти без еды и сна провел у постели матери. Он боялся даже подумать о том, что теперь и она его оставит.

Врач, обследовавший Марджори, назвал это «изнурением», сказал, что в ее крови протекает недуг, который неуклонно ослабляет тело. И лекарства от этого недуга не было. Только медикаменты могли снять самые страшные симптомы, да и то на время.

В последний год Джулиан тратил на нужное лекарство большую часть своего жалованья. Но, кроме того, что оно было дорогим, его еще трудно было достать. Когда с деньгами стало совсем туго, Джулиан начал потихоньку воровать медикаменты в лазарете охотников, чтобы самому сделать из них необходимое матери лекарство.

И вот теперь врачи приглядывали за лекарствами, как воробьихи, оберегающие свои гнезда от ворон.

Да, сейчас его отметили и зачислили в спецподразделение под командованием Николаса, но это было временно и не обещало повышения по службе. А прибавка к жалованью по сравнению с тем, без чего ему не обойтись, была просто жалким бугорком