хлебом-солью, благословляли их. Входящих в дом молодоженов сопровождали потешники, играющие на разных инструментах «чинно, не мятежно, благолепно, доброгласно». Начинался пир. После третьей перемены блюд молодых провожали в сенник — опочивать[409].
Адам Олеарий. Венчание. Гравюра. 1656. Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб.: Изд. А. С. Суворина, 1906
Адам Олеарий. Свадебный пир. Гравюра. 1656. Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПб.: Изд. А. С. Суворина, 1906
Дружка, уходя из сенника, советовал молодой: «Ты [имя] мужа разувай, по имени, по извоченью [отчеству] извеличай!»[410] Коллинс так описывает этот обряд:
У мужа в одном сапоге находится плетка, а в другом — серебряные деньги или какая-нибудь галантерейная вещица. Он приказывает жене разуть себя, и если она снимет сапог, где лежат деньги, их отдают ей, что означает для нее благополучие, но почитается несчастием, если она снимет сапог с плеткою; муж стегает ее один раз, что она и должна почитать началом всего, что будет с нею впоследствии[411].
Древнейшее свидетельство обряда разувания приводится под 980 годом в Лаврентьевской летописи — это та самая история, в которой Рогнеда говорит о князе Владимире: «Не хочу розути робичича, но Ярополка хочу»[412] (см. выше). В былинах богатырь Иван Годинович требует: «Разуй у меня сафьян сапог!»[413] — а в народных песнях встречаются сюжеты, где девушка разувает любимого, а жена — мужа.
Обычно считается, что обряд разувания, равно как и удар плетью, символизирует признание покорности женщины мужчине. Но возможно, здесь мы имеем дело с неким комбинированным обрядом: казака, которого посвящали в атаманы, трижды хлестали нагайкой в знак его полного подчинения устоям и законам казачьего войска. Удар плеткой в таком случае означал, что новобрачную принимают в род мужа, что она клянется подчиняться его устоям и законам. Ну а снятие обуви — чисто магический обряд, призванный сохранить верность молодожена семье. В мещерских селах существует обряд на гулящего мужа: женщина произносит над обувью неверного заговор, в котором есть слова: «Вам, сапогам, на грех не ходить, дорогу к [имя разлучницы] забыть»[414].
Второй день
Этот день брачующиеся по краткому чину, как и первый, проводят в доме невесты. Утром новобрачного провожают в баню, а после помывки устраивается застолье — «иногда с новобрачной за общий стол и с гостьями, а иногда и отдельно»; затем молодой с поезжанами отправляются в подклеть, где «забавляют их веселые люди»[415]. Может быть, именно такое представление описал Якоб Ульфельд в 1578 году:
…разыгрывали комедии на свой лад, часто среди представления они обнажали зады и показывали всем срамные места тела, вставали на колени и поднимали зад кверху, отбросив всякий стыд и робость[416].
Русская свадьба. Литография Антона Абрамова. 1866. Российская государственная библиотека
Новобрачная же находилась у матери, пока супруг, после того как уедут гости, не позовет ее ложиться спать.
Полный чин предлагал молодому начать день с бани, а затем отправиться с визитом к тестю. При этом большое внимание уделялось сохранению невинности новобрачной:
А с утра пораньше после бани едет дружка к тестю да к теще с кашею, которую в подклети подносили новобрачному, вместе с сорочками брачной ночи, и привозит эти сорочки за материнской печатью[417].
Иногда оказывалось, конечно, что невеста «не сохранила своего девства». В таком случае, пишет Николай Костомаров, «общее веселье омрачалось»:
Посрамление ожидало бедных родителей новобрачной. Отец мужа подавал им кубок, проверченный снизу, заткнув отверстие пальцем; когда сват брал кубок, отец жениха отнимал палец и вино проливалось на одежду при всеобщем поругании и насмешках, и тогда самая печальная участь ожидала в будущем их дочь в чужой семье[418].
Он тут же оговаривается, что такое происходило редко, поскольку девушек отдавали замуж в раннем возрасте; а если и случалось, то чаще новобрачный «отцу и матере за то пеняет, потиху»[419].
Третий день
Третий день тоже начинался с бани для новобрачного. После нее, попировав немного, новобрачный и поезжане отправлялись к тестю: «…тут наступает дележка, драгоценности и одежды из приданого смотрят, и сколько какая драгоценность или какое платье стоит — отмечают, когда же разделят все и подпишут рядную, этими рядными грамотами обмениваются»[420].
Затем все ехали к теще, где ждала разнаряженная новобрачная и был накрыт стол с фруктами и вином. Завершался третий день опять столованием и заздравными чашами. Тесть благословлял зятя и дарил ему «что захочет»[421]. Наконец мать и отец благословляли на прощание свою дочь, и молодой увозил жену к своим родителям.
…А у них к тому времени собрались уж все родственники, все гости и гостьи. Новобрачный должен весть впереди себя послать, а когда приедут — новобрачный со всем своим поездом подходит к отцу челом бить, а новобрачная — к матери его. Там снимут с себя дорожный наряд и нарядят их по обычаю, и когда оденут — приходит отец, спрашивает сноху свою о здоровье и целует, а она подносит платок, свекровь же и гостий приветствует волосниками[422].
По Константину Маковскому. Боярская свадьба. XIX в. Частная коллекция / Wikimedia Commons
За застольем одаривали родителей новобрачного, а они благословляли молодоженов образами и, в свою очередь, одаривали их «чем случится». Завершал празднество пир, перед началом которого благословляли молодых уже родственники, а гости преподносили новобрачной кресты или перстни[423].
* * *
«Чины свадебные», и полный и краткий, составлялись, скорее всего, для горожан, а потому они не отражают реального разнообразия свадебных обрядов Древней Руси. Даже в XVI–XVII веках были обряды, не предусматривавшие церковное венчание: не зря же в служебниках этого времени постоянно ставится вопрос: «Венчалася ль еси с мужем своим?»[424] А в свадьбах в сельской местности, несомненно, дохристианских элементов встречалось гораздо больше, и они продолжали существовать, несмотря на осуждение со стороны церкви. К XV веку относится «Слово некоего христолюбца»: «…и егда же оу кого их боудеть брак… оустроивьше срамоту моужьскоую и въкладывающе в ведра и в чаше и пьють, и вынемьше осмокывають и облизывають и целоують»[425]. В «Слове святого Григория» по Софийскому списку поясняется, что «словене же на свадьбах въкладываюче срамоту и чесновиток в ведра,
