двести пятьдесят килограммов стали?
* * *
— Ром, — с интересом посмотрела на меня Нина.
— Да?
— Может, ты все же поспишь? Уже поздно, — она зевнула, — вернее… Рано.
— Высплюсь днем, — я отложил смартфон, — а вечером снова за дело. Предстоит тяжелая неделя.
— А у тебя были легкие? — Несколько иронично улыбнулась девушка, — такое ощущение, что каждая твоя неделя — тяжелая.
Я не ответил, сдержанно засмеялся, потом тихо сказал:
— Иди спать. Я скоро присоединюсь.
— Ага, — Нина встала из-за барной стойки, потянулась, — если все еще смогу заснуть. И кстати, думаю, ты не выспишься днем.
— Это еще почему? — я оторвал взгляд от Фырчика, который превратился в простую бумажную фигурку. Взглянув на Нину, я изогнул бровь.
— Напоминаю, — Нина зашлепал босыми ногами, уходя из кухни. Ее попа была невероятно аппетитной даже в растянутой футболке, — что сегодня у тебя суд. Ты забыл? Этот Волго-Вятский подал иск.
— А… Зараза, — нервно выдохнул я, — я действительно забыл про этот балаган, — кроме повестки ничего больше не приходило?
— Нет, — отрицательно качнула головой девушка.— Плохо. Но ладно. Придумаю, что с этим делать утром.
— Может, не пойдешь? — девушка застыла в широкой межкомнатной арке, — красиво повернулась на носочках, будто демонстрируя фигуру. Язык ее тела явно давал понять, что она хочет видеть меня в своей постели.
— Нет. Схожу, — я мотнул головой, — я ответчик, а это значит, что они могут решить там что-нибудь даже без моего присутствия. Хочу иметь возможность как-то влиять на процесс. Да и наверняка там какая-то мелочь.
— Ну, как хочешь. Блин, — Нина потерла шею, — ты разбудил меня. Точно теперь не засну.
— Заснешь. Я тебе с этим помогу, — я подмигнул девушке.
— Жду, — она сладко улыбнулась. Хотела было уйти, но остановилась, обернулась, — Ром.
— Ну что? — я снова оторвался от Фырчика.
— Что ты так пристально смотришь на эту бумажонку?
Мда… Не расскажешь же Нине, что я не просто смотрел на “бумажонку”. Я использовал ифритное зрение, чтобы понять, какие элементы ифрита лишние, какие следует убрать, чтобы он работал эффективнее, а какие переиначить, чтобы его развитие пошло как можно быстрее.
— Ничего. Не обращай внимание. Иди, Нин. Скоро приду.
— Угу, — девушка задумчиво подняла взгляд к потолку, — и вот еще что. А зачем тебе двести пятьдесят килограмм стали?
— Это, — я показал Нине бумажную лисичку, — для Фырчика.
Конечно же, я не выспался и явился в здание сословного суда Нового Краса в ужаснейшем настроении. Причин тому было две. Первая, как раз отсутствие нормального сна. Ну тут уж я сам виноват. Нужно было ложиться, а не сидеть и размышлять всю ночь о том, как действовать дальше.
Вторая же причина заключалась в том, что я не смог снять с Ниной все нервное напряжение. Мне просто не хватило одной девушки. Мы занимались любовью долго, но тихо. И к семи утра Нина совершенно выдохлась.
— Рома, — глубоко дыша, слабым голосом проговорила она, я не могу… У меня во всем теле мышцы сводит… И соски болят. Который это уже раз?.. — ммм... А ты обещал, что поможешь мне заснуть!— Я не обманул, — глядя в потолок, спокойно сказал я, — днем будешь спать, как убитая.
Так, неприятное чувство напряженности, отдававшееся во мне повышенной раздражительностью, все еще свербело в мозгу. Эмоции стало сложнее контролировать. Я держался, хотя чувствовал себя вредным и колким.
Войдя в большое, с колоннами, здание сословного суда, я прошел приставов. Те, кратко осмотрев меня и пропищав детектором, указали, куда идти.
— Вам на второй этаж, в приемную, — гортанно пробурчал старый усатый пристав из детей боярских, — и предупреждаю, господин Селихов, что в здании суда запрещено использовать магию. Это влечет за собой уголовную ответственность.
— И часто бывают прецеденты? — я сунул паспорт в карман черного кителя, поправил серебряный дворянский орден в петлице.
— Обычно нет. Но вот недавно был случай. В прошлом году один унтер поджарил судью молнией, — понизил голос другой, молодой пристав. И хотя ему явно было меньше тридцати, на высоком лбу, у висков, уже появились залысины.
— Это за что же?
— Бракоразводный процесс, — пожал плечами усатый, — сложный был и длинный.
— Угу, — и скандальный, — сказал молодой. За ним полгорода следило. Вы разве не слышали?
— Нет, не слышал.
— Надо же, — удивленно моргнул усатый, — в общем, судью убили молнией.
— Угу. Когда решение вынесли, — молодой хлопнул детектором по ладони, — истец, он же убийца, взбесился. Заявил, что его супруга, уважаемая боярыня, ушла от него именно к этому судье.
— Вот так мелодрамам, — хохотнул я, — настоящий сюжет для кино.
— Вот и судья так сказала, — пожал плечами усач, — а потом заявила что все это поклеп и тут же получила шаровую молнию в лоб.
— Сказала? Она женщиной что ли была?
— Ага. Зоя Михайловна Лахтенхгаузен, да упокоят предки ее душу.
— У нее осталось трое мужей, — буркнул молодой.
— После двух браков, — внезапно добавил усатый.
— О боги... — Спеша удалиться, раздраженно пробурчал я себе под нос.
— Встать! Суд идет! — пискнула секретарь, молодая, но полноватая девушка, с кудрявыми рыжими волосами и веснушками на пухленьких щеках.
Истец, светловолосый боярин с худощавым лицом, впалыми щеками и аккуратно стриженными усами, подскочил со своего места. Вытянулся по струнке. Его адвокат, невысокий и плотный дворянин с высоким лбом и баками, переходящими в короткую бороду тоже поднялся. Правда, в отличие от своего подзащитного сделал это чинно и с чувством собственного достоинства.
Я поднялся нехотя, только когда в большой, но пустой зал судебного заседания вошел долговязый судья. Одетый в широкую мантию с белым воротником, он проследовал за широкую трибуну, громко положил на стол материалы судебного дела.
— Садитесь, пожалуйста, — неприятным голосом проговорил он. Его лицо, худощавое и бледное, словно бы обтянутое кожей, приняло строгое выражение. Судья изломил бровь, привстал, как бы вглядываясь в лица окружающих. Потом сел на место. Извлек из недр мантии крохотные очёчки, нацепил на крючковатый нос.
— Дело истца, Евграфа Семеновича Волго-Вятского из бояр, при участии его адвоката, Захара
