на машине – подаренной родителями или просто родительской, разумеется. Еще можно было разводить лохов, крепить терпил, кидать барыг – но это уже опционально – как говорится, nicetohave. Ну, и конечно нужно было быть кавказцем или спортсменом – ну там боксером или борцом.
Я как-то не очень во все это вписывался, будучи темным – но не кавказцем, спортсменом – но пловцом. Зато меня пускали во все клубы, я нравился телочкам и одевался как приличный европеец. Очевидно, это тоже вызывало определенный респект у моих корешей.
В тот приветливый солнечный день в половине марта я вышел из дома в претенциозной кавказской полу-классике: коричневых пенни-лоферах, клетчатых брюках «принц Уэльский», хрустящей свежестью белой сорочке под запонки, видневшейся из-под и желтого приталенного свитера с V-образным вырезом. Сидевший подле меня на подоконнике Акбар, выглядел как мой телохранитель – на нем был спортивный костюм в цветах российского триколора, какие носили наши олимпийцы до появления Боско, и серебристые кроссовки. Что было сверху, я не видел – если что-то и было, то, видимо, уже висело в гардеробе.
Съев по паре хачапури в кафетерии на втором гуме, мы петочнулись на сачке. Там, в отличии от первого корпуса, он был всего один – огромная площадка с мраморными полами и двадцатиметровыми потолками, залитая светом, пробивавшимся сквозь немытые, высотой во всю стену, окна. Сачок условно соединял две части здания. По обе стороны этого огромного проходного помещения располагались два беспонтонтовых комка с газировкой, жвачкой и сигаретами. Взад-вперед, мимо входа в библиотеку, сновали студенты – так разительно отличавшиеся друг от друга пригламуренные экономисты и диссидентствующие математики. На низком, закрывающем батарею, подоконнике, тянувшемся от стены к стене, восседали компании, делившиеся по интересам. Так, со стороны Южного входа собирались всякие неформалы – от анархистов до толкиенистов; с северной – петочились абреки. На тот момент за абреков были только мы с Акбаром. Отдав последние деньги за хачапури, мы неторопливо ковырялись в зубах деревянными зубочистками, завалявшимися у меня в кармане, и неспешно прикидывали, где бы поднять монету. На сытый желудок думалось так себе, но нам было и не к спеху – на часах едва пробило полдень, зимняя сессия была победоносно закрыта, а до летней оставалась еще куча времени.
– Я жажду бабок, братан, – не выдержал, наконец, Акбар, голодным взглядом провожая роскошную пышнотелую грязнуху в брендированном клетчатом платье, скрывавшем сочную лоснящуюся задницу, колыхавшуюся при ходьбе словно водяной матрас.
– Зачем тебе бабки? – ухмыльнулся я.
– В смИсле? Как зачем? – он вытаращил глаза и встрепенулся, – тебе холестерин, что ли в голову ударил?
– Ц! – я отрицательно цокнул языком.
– Просто подумай сам – мы ведь живем как при коммунизме: шмали кайф – не вопрос, жрать – всегда найдется человек, готовый накормить – те ми же самыми хачапури. Сигареты сами снуют вокруг, надо только руку протянуть. Телку хочешь – кайф, сейчас поехали. Такси кстати тоже бесплатно, – заключил я.
Мы зловеще улыбнулись друг другу одними глазами.
– Вот в этом и прикол, братан – я не хочу протягивать руку дальше своего кармана! – эмоционально возразил мне Акбар, и даже поднялся с подоконника, – хочу сам покупать то, что хочу, когда хочу – не замарачиваясь, как это сделать, и никого не напрягая.
– Все будет, – бросил я, вытаскивая из кармана звонивший мобильный. Да и что я мог на это ответить?
Звонил Миша Мурзанян – молодой русифицированный мажор, с которым я познакомился незадолго до этого. У него были проблемы – какашки на собачьих площадках уже начали оттаивать, а он все еще не мог сдать экзамен с прошедшей зимней сессии. Между тем последняя пересдача должна была состояться уже через пару дней. Мурзик, прежде уже вылетавший из университета, не горел желанием повторять этот опыт, зато готов был страдать материально.
– Я тебя понял, братан, – ответил я, выслушав его тираду, – да, конечно, решим… но не по телефону. Подтягивайся на сачок – обсудим.
– Че там? – поинтересовался Акбар, когда я закончил разговаривать.
– Ну, ты же ныл, как тебе плохо без монеты? – с издевательской улыбкой ответил я.
– Слышь, ныл!
– Э, я слышу дальше, чем ты видишь! Не кипишуй, щас парняга подтянется, – ответил я, желая сохранить интригу.
Мурзик появился минут через пятнадцать. Выглядел он довольно паршиво – зубы стиснуты, лицо перекошено в нервной гримасе, а под нездорово блестящими глазами залегли бурые синяки. С последнего раза, когда мы виделись, он похудел еще сильнее – сказывались непрекращающиеся тусовки и порочная склонность к саморазрушению – он явно травился. Впрочем, на нем был надет шикарный темно-серый костюм и свежая бледно-голубая рубашка, немного сглаживавшие тягостное впечатление.
– Здарова, парни, – видно было как вытянутая в приветствии рука Мурзика нервически вздрогнула.
– Шаломчики, – ответил я, пожимая его влажную ладонь.
– Саламчики, – передразнил на свой лад Акбар.
– Как дела-то? – поинтересовался Мурзик, скорее из вежливости.
– Пойдет. Ты лучше про свои расскажи.
– Да меня экзамен этот парит. Есть говоришь завязки какие-то?
– Да, есть чувак, который с вашим замдекана в близких. Могу ему удочку закинуть, – предложил я, – от тебя нужно две вещи: лаве и имя препода – все.
– Сколько лаве?
– У тебя же экзамен, не зачет? – уточнил я, – Что-то типа касарь грина – стандартно.
На самом деле это было нихрена не стандартно, но за долю секунды прикинув в уме баланс карманных денег, Мурзик явно расслабился.
– Не вопрос, – качнув головой, отвечал он, – как это будет происходить?
– Сейчас называешь мне имя препода. Я договариваюсь с типом и вечером звоню тебе, говорю, сколько денег точно.
– Окей, препода я тогда СМС пришлю как зовут.
– Добро, – ответил я, стараясь не выдавать своего ликования, – так почему тебе не ставят-то?
– А она меня даже допускать не хочет, – ответил Мурзик, прикуривая сигарету, – я был на двух лекциях за семестр.
– Опрометчиво, – встрял Акбар, даже не глядя на нас – он провожал взглядом очередной крепкий зад, неспешно проплывавший по коридору.
– Да уж, – угрюмо бросил Мурзик и повернулся ко мне, – ладно, побегу я. Очень выручишь, если получится.
– Получится, можешь не париться.
– Надеюсь. На связи тогда вечером, – бросив едва прикуренную сигарету на пол, Мурзик откланялся.
– Давай, осторожней, – напутствовал его Акбар.
Дождавшись пока он скроется из виду, мы с Акбаром хитро переглянулись. Никакого чувака и никакого замдекана, разумеется, не существовало. Мы собирались провернуть все на ура – повезет, так повезет. Нет – будем решать проблемы по мере их поступления. Боишься – не делай, делаешь – не бойся, гласит
