— Я передал его твоим людям два часа назад.
— Так, с меня хватит, — Бузунов обратился к Певчему в дружеской манере. — Игорь Федорович, вы же не верите в волшебный камень какого-то шамана, сводящий людей с ума? Это же антинаучно. У нас самолет весом двадцать тысяч тонн приближается к Ленинграду под управлением психически не здорового человека.
— Это клевета, — Максимов стукнул по столу.
Бузунов швырнул папку Максимову.
— И это тоже клевета?
Максимов хлестким ударом ладони остановил папку, несколько бумаг и фотографии вывалились и продолжили свой путь по гладко вымытому столу. Фотография брата, снятая в морге с остроугольным лицом и впавшими глазницами остановилась перед ним, как напоминание его вины.
Внезапно в комнату ворвался Долгин. Он подскочил к аппарату громкой связи и нажал кнопку приема.
— Алло, Алло. Слышно меня? — это был Кенжабетов.
— Да, говорите, — подтвердил Долгин. — Они вас слышат.
— Мы только что закончили расчеты. Самолету не хватит топлива, чтобы совершить посадку в Пулково.
Присутствующие переглянулись.
— Его что забыли заправить? — включилась Гульнар Аббасовна.
— Дело в том, что самолет летит на низкой высоте, где существенно выше давление и сопротивление воздуха. Двигатели вынуждены тратить гораздо больше топлива на поддержание скорости.
— Боже мой, — воскликнула Гульнар Аббасовна. — Он упадет в жилой зоне и сотни телекамер это заснимут.
Бузунов обратился к Певчему:
— У нас нет иного выбора. Самолет нужно сбить.
Певчий задумчиво потер лоб.
— Мы можем посадить его на военный аэродром?
— Нет. Для автоматического посадки самолета, требуется специальное наземное геолокационные оборудование. Единственный аэропорт вблизи, который может принять его это Стригино в Нижнем Новгороде. Мы могли бы ввести новый курс. Но есть проблема…
— Какая?
— Циклон на подходе к городу со стороны Москвы. Сильный боковой ветер. Предельный для автоматической посадки.
— То есть он не сможет там сесть? — не унимался Певчий.
Бузунов впервые выразил лицом озлобленность, его раздражала дискуссия.
— Автопилот может промахнуться и не попасть в пределы полосы.
— Чем это грозит? Если горючего нет, значит взрываться нечему?
— Возможно разрушение конструкции самолета.
Певчий смотрел на камеру, но Максимов ощутил взгляд на себе.
— Ведите его в Нижний и садите. Если есть шанс сохранить людям жизнь, я готов им воспользоваться. Пусть истребитель следует за ним и будет готов сбить, если отклониться от курса. Николай Валерьевич, я нахожу вашу версию излишне радикальной. Но операцию по посадке будете курировать вы, и любой отклонение в решении будете согласовывать со мной.
Бузунов кивнул.
— Владимир, тебя я отстраняю на время прокурорской проверки, передай все дела Долгину. Поговорим потом.
Кабинет опустел. В воздухе все еще ощущался взрывоопасный аромат напряжения и, казалось, лишний вдох мог подорвать его.
Максимов сидел опустошенный, выжатый до нитки. Ему конец.
Бузунов, как и обещал, передал папку ему. Вот она, хочешь бери, прячь, сжигай. Свое дело Бузунову она уже сделала и теперь валялась на столе, с разбросанными листками экспертиз, опросами свидетелей, фотографиями и протоколами допросов, как отработанный материал.
Черт бы тебя побрал! Будь ты проклят Кирилл! Зачем понадобилось его убивать? Ревность? Зависть? Да, ты не мог хвастаться достижениями Артура, не мог крутить с девушками, не притягивал людей харизмой, но ты мог быть лучшим в том, что действительно умел. Никто лучше не мог поглощать тысячи книг, никто не мог погрузить в голову столько информации и уметь ей оперировать. Всего лишь нужно было взять отсюда и переложить на другую чашу весов. И Артур помог бы, обязательно. Он любил тебя и готов был на все. Но ты выбрал путь бунтаря, завистника, решил ненавидеть весь мир.
Максимов виноват не меньше. Как старший брат, он не усмотрел назревающую трагедию. Когда случился первый нервный срыв и Кирилл попал в клинику, он даже не приехал его проведать. Был слишком занят. С ним была рядом только мать, а когда он в порыве гнева впервые ударил ее, то Максимов и тут проявил слабость. Забрал мать в Москву и тем самым выстроил для Кирилла рукотворного врага номер один в своем лице. Да, он хотел научить его быть самостоятельным, бросил его в глубокую реку взрослой жизни, с мощным и беспощадным течением, чтобы он наконец научился плавать. Он недооценил Кирилла. Ведь и убийство брата было ни чем иным как местью Максимому, за то, что Артур посмел принять не ту сторону.
Максимов не мог оторвать взгляд от фотографии мертвого брата. Он должен был приехать в Москву через неделю, Максимов ждал его, обещал вместе выпить пива и посмотреть футбол.
Сейчас Максимов помнил только звонок матери, а дальше все как в тумане. В сюрреалистическом сне, наполненном криками, слезами, разбитыми кулаками и кладбищенской пылью.
Что он должен был делать? Похоронить одного брата и посадить в тюрьму второго? Сколько бы он прожил там? Неделю, месяц? Сколько бы выдержала мать?
Он сделал то, что посчитал нужным — закрыл дело и отправил Кирилла на принудительное лечение, оформил инвалидность чтобы не умер с голоду и решил навсегда стереть его из жизни и памяти.
Где он вообще был до сегодняшнего дня? Зачем летел в Питер?
Максимов добрался до кабинета и запер дверь.
В нем теплилась хрупкая, почти прозрачная надежда, что когда все уляжется, Певчий не отдаст его на растерзание прокуратуре. Но одно он ему точно не простит — скрытие улик и участие в заговоре против него. Бузунов уже заметает следы, а затем свесит все на Молокова и выйдет чистым. Максимову так просто не отделаться. Ему нужен Матлаков, нужны его показания. Протокол показаний Матлакова исчез из кабинета следователя. Тот кто это организовал, планировал чтобы исчез и сам Матлаков. Этого Максимов не мог допустить. Если Бузунов хотел войны, он ее получит. Больше ему терять нечего.
Максимов собирался ехать по адресу, где, как сообщил Долгин, его держали люди Бузунова.
Внезапно его осенило. Он посмотрел карту. Аэропорт Нижнего Новгорода находился прямо в черте города. Если погодные условия ухудшаться, он может упасть прямо на жилые кварталы. Осколок затеряется среди тысяч обломков и неизвестно, сколько людей еще подвергнется облучению.
Максимов пропустил аудиофайл с телефона Левандовского через специальную программу, разбивающую звуковую дорожку на несколько штук. Он натянул наушники и прибавил громкость на всю. Его интересовали не слова Левандовского, а задний фон. Тот звук, который так привлек его внимание в первый раз. Звук захлопывающейся металлической крышки, очень глубокий и звонкий. Характерный для толстого тяжелого металла, такого как свинец. Формочки на столе в квартире Болодиса с остатками потекшего металла — это свинец. Там они отлили шкатулку для безопасного хранения осколка. Она у Левандовского с собой на борту.
