И впервые со времени поездки я позволяю себе подумать о том, что сделала Зоуи с той кошкой. Случившееся вновь проходит перед моим внутренним взором – не тот вариант, в который верит Стеф, а настоящий. Все это не случайно, думаю я. Сторожевые псы, одичавшие бездомные кошки, колючая проволока, электрозабор. Эта женщина меня знает, она видит меня насквозь, она понимает все лучше, чем я мог себе представить. Я неспроста очутился в этой душной комнате.
– Готовность к чему?
– Ох, это у нас с женой такая шутка. Она как-то сказала про эту готовность…
– Внутрисемейные шутки – важный маркер близости отношений. Они как особый шифр, позволяющий отделить ближних от дальних, ощутить родство, сопереживание – понимание без слов. Но я вас не знаю, Марк, поэтому… если вы пришли за помощью…
– Да, я знаю, простите. Я пришел сюда по определенной причине и, полагаю, должен рассказать вам о ней. Но я не знаю, с чего начать.
Она позволяет мне немного подумать об этом, но когда я продолжаю молчать, говорит:
– Может быть, расскажете мне, что вы надеетесь получить на этих четырех сеансах? Вы ведь живете в Вудстоке, верно? Это далеко отсюда. На что вы надеялись, когда ехали сюда? Чего опасались?
– В целом?
Наконец-то она награждает меня улыбкой.
– Можем начать с частного. Что вы надеялись сделать на этом сеансе? Что вас тревожило?
Я меняю позу и откидываюсь на спинку кресла. Не помню, когда кто-то в последний раз спрашивал меня обо мне, о моих надеждах и тревогах. Я знаю, что это такая психотерапевтическая стратегия. Я знаю, что Санте просто льстит мне, но почему-то от этого я расслабляюсь и мне хочется поговорить. Намного проще честно отвечать на ее вопросы, чем сопротивляться анализу целый час. Ведь за анализом я сюда и приехал, в конце концов.
– Полагаю, я надеялся, что сеанс мне поможет. Моя жена хотела, чтобы я к вам пришел. Я хотел, чтобы она была довольна.
– А сейчас она недовольна.
Это не вопрос, поэтому я не отвечаю.
– Она хотела, чтобы вы доказали свою готовность. Готовность к чему? Готовность понять ее точку зрения? Готовность изменить свое поведение?
– Да. Мне не кажется, что я должен что-то менять. Со мной все в порядке.
– Но ваша жена считает, что что-то не в порядке. Может быть, вы могли бы рассказать, что, по мнению вашей жены, с вами не так?
Я обдумываю ее вопрос:
– Нет, это неважно. Я просто хочу, чтобы она опять мне доверяла.
Мне хочется добавить: «Чтобы она доверила мне нашу дочь», но это плохо звучит, и я не хочу тратить остаток сеанса, убеждая незнакомую женщину в том, что я никогда не обижал Хейден и не обижу. Я не готов говорить о моих дочерях.
– Я просто чувствую… когда мы не разговариваем… Мне одиноко. Она мой друг, и мне ее не хватает.
– Итак, хотя вы считаете, что с вами все в порядке, вы приехали сюда, чтобы я помогла вам измениться и вы больше не были одиноки.
Я хмурюсь. Эти слова полностью все объясняют.
– Понятно, – говорит Санте.
По дороге обратно я заблудился. Я подумал, что могу объехать трассу с грузовиками, свернув налево на пути через Беллвилль, но эта дорога вела не в город, и я оказался к югу от Кейптауна, петляя между пригородами Элзиривер, Маненберг и Филиппи. На этих окольных дорогах гоняют какие-то подростки на навороченных тачках, я чувствую исходящую от них опасность, но они не обращают внимания ни на меня, ни на мой потрепанный «хёнде». Я осознаю, где нахожусь, только добравшись до Баден-Пауэлла, с опозданием на час. Обычно подобная путаница вызвала бы у меня бурю гнева, но после сеанса я чувствую себя неспособным на такие чувства – я словно расшатан, расколот надвое, отделен от самого себя, будто мое тело находится в непроницаемом пузыре, а я завис в воздухе, как призрак, и смотрю на этот пузырь со стороны. Никто не может навредить призраку.
Я останавливаюсь на импровизированной парковке неподалеку от побережья, киваю рыбакам, раскуривающим один косячок на всех и поглядывающим на свои удочки, обхожу их, огибаю песчаную дюну, иду среди осколков стекла и пластикового мусора, наконец нахожу относительно чистый участок пляжа, сажусь и смотрю на чаек, кружащих над рыбаками, на белые барашки волн. С моря дует соленый ветер, принося запахи человеческой вони, но я любуюсь сочетанием красок: яркое голубое небо, белый песок, синие холодные волны. Не знаю, бывал ли я здесь раньше, едва ли это подходящее место для отдыха на пляже, и даже если бы я захотел, чтобы Зоуи ко мне присоединилась, вряд ли бы она отыскала сюда дорогу.
Домой я приезжаю уже поздно вечером. Стеф купает Хейден, поэтому я убираю все в кладовку, иду в ванную и здороваюсь с ними. Стеф, не поворачиваясь, говорит: «Привет». Я не ожидаю, что Хейден мне ответит, поскольку она играет со своими резиновыми рыбками. Я смотрю на свое отражение в зеркале – лицо обгорело. Приложив руки к щекам, я замечаю отметины. Я присматриваюсь к своим рукам: по тыльной стороне ладоней тянется несколько параллельных царапин, часть из них уже покрылась коркой засохшей крови. Под ногтями – темная грязь.
Я подхожу к умывальнику и мою руки. Мыло щиплет царапины, в умывальник стекает коричневато-красная вода.
– Ну как все прошло? – спрашивает Стеф.
– Хорошо. Даже отлично. Я такого не ожидал. Я думал…
– Где ты был весь день?
– Я взял выходной. – Я вытираю руки о самое темное полотенце на крючке.
– Я знаю. Но где ты был?
– Просто покатался по городу. Уже сто лет не был в той части Кейптауна.
– Ты ведь не ездил к Кларе, правда?
Я вздыхаю. Начать оправдываться? Или просто ответить?
– Нет.
– Ну, я решила уточнить.
Она набирает в ковшик воды, опускает голову Хейден себе на руку и осторожно собирает ее золотистые кудри, приглаживает их, поливая водой. Как у Стеф все отлично получается: Хейден даже не морщится, она откидывается на руку Стеф и вздыхает. Я завороженно смотрю, как Стеф втирает Хейден в волосы детский шампунь, промывает их, полощет. Затем она оборачивает голову Хейден маленьким полотенцем и вытаскивает малышку из ванны.
– Нет, мам! – кричит Хейден. – Хочу играть!
– Пора вылезать, мартышка. Сейчас мы тебя вытрем, и ты сможешь еще немного поиграть перед ужином.
Хейден продолжает капризничать, но Стеф непреклонна.
– Давай я тут уберу, – предлагаю я.
– Спасибо, – говорит Стеф.
Она надевает на Хейден халат с персонажами мультика «Холодное сердце» и несет малышку в спальню. Мне стыдно. Но если поход к психотерапевту и уборка в ванной позволят мне избавиться от этого чувства, помогут мне вернуть любовь Стеф, я это сделаю. Санте ошибается. Я не отвергаю себя, я держусь за то хорошее, что еще осталось в моей жизни.
