– Я папе в Вену звоню, нас сейчас должны соединить, – объяснил он на бегу и исчез в арке кухни.
Чанов скинул куртку и пошел за Рыськой.
В кухне на полу валялся старый большой кувшин с отбитой эмалью, и пол под ним был еще влажный. В остальном все было как всегда. «Всегда, – подумал Кузьма. – Где теперь это всегда?»
На столе стояла пепельница с окурками, той ночью, значит, Магда еще курила. Рыська сидел на высокой табуретке, отвернувшись к окну, и разговаривал с кем-то по-немецки, требовательно и даже сварливо. Кузьма только и понял, что «фатер» да «гросс-мутер». А ведь до девятого класса учил немецкий…
Пан Рышард прошипел «дойтче швайн» (это Кузьма тоже понял) и с треском повесил трубку на рычаги телефона.
Чанов вопроса не задал, Рыська сам сказал:
– Это отцовская секретарша. Она не свинья, она рыба. Толстая, пучеглазая немецкая рыба. Не хочет меня соединить с отцом. А его домашний телефон не отвечает. Но у него есть мобильный, а Эльза его не дает! Говорит – дорого!
– А мама? Если ей позвонить?
– Мама!! Моя мама – она же Сонина сестра, Магдина внучка! Ни Соня, ни ее мама, ни моя мама, ни Магда – никогда не звонят по телефону. И трубку сами не берут, разве что их заставят. И телеграмм не шлют и не отвечают… Хотя телеграммы иногда читают. Соня только раз в жизни при мне позвонила – Блюхеру… и то я ей номер набрал. Они все все теряют, не знают, как билет покупать, их надо за руку водить, спички им искать, знать, чего они хотят… Я-то могу. Но кто же еще?! Даже Блюхер – все время, всегда – так не сможет! Вот и мой отец маму бросил. А меня бросил, потому что я им нужнее, чем ему, из жалости к ним… Он у меня, можно сказать, добрый.
– И Соню бросил? – вдруг спросил Кузьма.
– Нет. – Рыська успокоился. – У Сони же другой отец. Но и мой Соню не бросил. Он из-за Сони когда-то и на ее сестре, на моей маме, женился. На Соне-то нельзя было, она была, как я, маловата. Она вообще лет до десяти вроде меня была, отец ее называл Mein strenger Engel[24]. Она ему что-то посоветовала по бизнесу, представляете! И он разбогател… А потом с Соней что-то случилось, и наследственность по женской линии в ней победила. Но отец, в смысле, мой, этого не знает. Он ее лет семь не видел. И деньги присылает на ее имя. А распоряжаюсь деньгами на самом деле я. Они в моей тумбочке хранятся…
Куьма смотрел на пана Рышарда, и ему казалось, что он про все про это где-то читал… У Ивлина Во? Или у Капоте?
– Где же сейчас твоя мама? И где Сонин отец, Сонина мама… которая… тебе – бабушка?..
– В данный момент неизвестно. – Рыська задумался. – Время от времени они объявляются. Сонин отец раза три был. Сонина мама… тетя моей мамы… – тут он задумался, чтоб не заблудиться в родстве, – ее мама снова вышла замуж за каталонского писателя. Потом развелась. Но до этого привезла меня, Соню и Магду из Барселоны сюда. Это же квартира Сониного прадеда, доктора Розенблюма…
– Я запутался, – сказал Кузьма.
– Ничего удивительного, – согласился пан Рышард.
«Я же знал, что она сирота!.. Сирота и есть, – думал Чанов. – Но если Магды не станет, а Рыська уедет к отцу – с кем и где останется Соня Розенблюм?..»
(Кузьма еще не раз вспомнит эту свою тупую мысль, и ужаснется, и чуть волком не взвоет – как это ему в голову не пришло, что она просто будет жить у него и с ним?!) Однако, подумав в тот миг до странности практичную и холодную, чтоб не сказать подлую, мысль, Чанов все-таки решительно и сразу встал.
– Я поеду в больницу. Куда ехать и что привезти им?
– Ехать на Пироговку. А возить ничего не надо. – Рыська задумался. – Разве что для Сони банку шпротов и консервный ножик, чтоб открыть. Шпроты она, может, и поест. А я должен звонить отцу.
Кузьма не заметил и впоследствии никогда не смог вспомнить дорогу на Пироговку. И как вошел – не знал. Только и сохранилось в сознании, что запахло советской больничной тоской, что было поздно и посетителей не пускали. И как он проник?.. Возможно, взятку дал. Или взятки… А может, и даже наверное – не давал… Ведь в самый, в окончательно безвыходный момент всегда должен кто-то найтись, чтобы открыть нужный вход или выход. Только надо этого кого-то дождаться, не слинять, дотерпеть… Кузьма и кардиологию нашел, и даже кто-то его вел по коридору, почему-то через подвал. В реанимационном отделении дежурная сестра его только и спросила:
– Вы сын?
– Внук, – ответил Кузьма.
– Внук уже был сегодня.
– Такой беленький, на ангела похож?… – сестра заулыбалась, вспомнив.
– То был правнук. А я внук. Была еще внучка, Соня. Она в боксе?
– С полчаса как из ординаторской от доктора ушла. А ваша бабушка, она уже в палате. В бокс только в исключительных случаях, совсем уж попрощаться самых прямых родичей пускаем. А в палату доктор велел всех пускать в любое время. Времени-то мало осталось… Идемте.
Сестра открыла белую дверь и затворила ее за Чановым. Палата была похожа на белый пенал. Там стояла металлическая высокая кровать, на колесиках и с приподнятым изголовьем. На ней под простыней лежала совсем, совсем маленькая Магда. Глаза были открыты, но вчерашняя тревога из них исчезла, они были не то чтоб спокойные, скорее – строгие. Было похоже, что Магда все уже про себя знает и не боится. Она смотрела на Кузьму долго, потом сморгнула сухими глазами и чуть заметно пошевелила рукой, Кузьма подошел и нагнулся к ней. И услыхал сухое частое дыхание, через которое явственно пробился голос:
– Она полюбила вас, а не того. Тот красивее. Но ей виднее.
Она приподняла с простыни не руку, только ладонь, правую, и, как-то странно сложив веснушчатые пальцы, поводила ими из стороны в сторону. Кузьма догадался – перекрестила. Она очень устала. И не отвернулась, на это сил не было, но отвела глаза. Кузьма понял и вышел из палаты.
После этого он снова ничего, хоть убей, не помнил – говорил ли с дежурной сестрой, сразу ли вышел из больницы?.. Смог вспомнить только, что на улице под каким-то фонарем много раз пытался дозвониться Соне на мобильный и Рыське домой, Сонин не отвечал, у Рыськи все время было занято. И, в конце концов, догадался позвонить Блюхеру.
Блюхер сразу взял трубку и сразу сказал:
– Кузьма Андреич, я все знаю.
– Соня позвонила?
– Нет, Рышард. Я съездил за Соней в больницу и отвез ее в аэропорт Внуково.
– Как это?.. Зачем?
– Она поехала за матерью, хочет привезти Илону Адольфовну попрощаться с Магдаленой Рышардовной. Надеемся, что успеет.
– Они все-таки созвонились… – догадался Кузьма.
