Что-то о роликах и о рулях, и почему-то о рулетке, по которой скачет шарик, и о том, что он не случайно выбирает ту или иную цифру, потому что случайностей не бывает вообще…
В какой-то момент он взглянул на часы и вспомнил, что обещал в полночь приехать к какому-то эксцентричному коллекционеру, заинтриговавшему его своим письмом с просьбой сделать каталог уникальных экспонатов.
Он позвонил Жану-Батисту и, когда тот приехал, завез домой Мари. Когда она выходила из машины, он, сам не очень сознавая почему, сказал:
– Знаешь, я понял. Ты – мое зеркало.
Она помолчала, а потом ответила очень серьезно:
– Тогда моя песенка спета.
И сразу засмеялась… И было уже невозможно спросить, что она имела в виду.
Было только саднящее чувство какой-то тревоги, как бывает, когда что-то кончается, а что-то новое начинается, но еще совсем не ясно, что там, впереди.
Письмо этого коллекционера было в почте и, на фоне других, показалось необычным. Во-первых, властной, хотя и предельно вежливой интонацией, во-вторых тем, что он максимально уклончиво писал о собственной коллекции и, наконец, в третьих, самим временем встречи – полночь.
Он едва успевал вернуться к назначенному времени, когда за ним должна была прийти машина, и ругал себя за то, что так и не посмотрел в Интернете, кто такой этот Бернар Гревен.
– Жан-Батист, вам ничего не говорит такое имя – Бернар Гревен?
– Это коллекционер? – Иоанн-Креститель не оторвал глаз от дороги, хотя голос прозвучал удивленно.
– Насколько я понял, да. А что он коллекционирует?
– Я толком не знаю. Слышал разное… Вроде бы, он очень богатый человек. И очень замкнутый… Мало кто знаком с ним лично. Говорят, этакий великий мистификатор.
– Заинтриговали. А что собирает-то?
– Я же говорю – не знаю. По-моему, никто точно не знает. Кто-то говорил, что оловянных солдатиков всех стран и времен, кто-то – что марионеток…Я слышал даже, что он по профессии – таксидермист. Чучела делает… Мы приехали.
Перед дверью лофта стоял черный лимузин с затемненными стеклами.
Грег поблагодарил Жана-Батиста, вышел и, открыв заднюю дверцу лимузина, спросил сидевшего в нем водителя:
– Вы не меня ждете?
– Мистер Таннер? – в свою очередь спросил водитель через плечо.
– Да.
– Месье Гревен ожидает вас.
– Две минуты, хорошо? Я только зайду за фотоаппаратом.
Кофр с камерой болтался на плече, и Грег сам не мог сказать, почему произнес эту фразу. Просто по какой-то причине ему не хотелось сразу садиться в этот черный автомобиль и казалось, что нужно зачем-то зайти к себе. Он открыл дверь, вошел и, привалившись спиной к стене, постоял некоторое время, не зажигая света. Потом достал из кофра листы со статьей Мэттью и, не проходя внутрь, оставил здесь же, на столике для перчаток.
Нужно будет не забыть прочесть ночью, а то Мэттью обидится.
Если таксидермист, любящий оловянных солдатиков, не превратит в соляной столб…
Выйдя на улицу, он захлопнул за собой дверь и нырнул на широкое прохладной кожи заднее сиденье лимузина. Машина мягко тронулась, выехала на Севастопольский бульвар и у ворот Сен-Дени плавно повернула налево. Показались яркие огни дискотеки «Рекс», перед входом в которую клубилась, как обычно, толпа подростков. Несколько минут езды, и они остановились рядом с перекрестком бульвара Пуассоньер и улицы Монмартр.
Грег мгновенно узнал место – в двух шагах отсюда, на другой стороне бульвара было детективное агентство Антуана. Что еще за шпионские игры… Воображение живо нарисовало Антуана, ночами потрошащего тушки убиенных животных и играющего в солдатики. Картинка была так себе.
Водитель поставил машину вторым рядом, включил мигалку и, выйдя, открыл заднюю дверь со стороны тротуара.
– Я провожу вас.
Грег вышел, подумав, что к Антуану он и сам как-нибудь дойдет, но посланник загадочного коллекционера не собирался переходить улицу, а направился вдоль домов вперед.
Метров через пятьдесят они свернули направо, в один из знаменитый парижских пассажей – крытую пешеходную улочку, по бокам которой шли витрины букинистических магазинов, антикваров, маленьких кафе. В этот час все они, конечно, были закрыты.
Водитель уверенно подошел к ничем не примечательной двери и, открыв ее своим ключом, впустил Грега внутрь. Почти сразу от входа наверх вела крутая деревянная лестница. Было темно, лишь сверху пробивался неяркий желтоватый свет.
– Наверх, пожалуйста.
Поднявшись, они оказались в пустом казенного вида коридоре, в который выходило несколько дверей. Провожатый засунул голову в одну из них и сказал кому-то почтительно и негромко:
– Мистер Таннер здесь, месье.
То ли Грег не услышал ответа, то ли его просто не было, но водитель посторонился и сделал приглашающий жест рукой.
Грег вошел внутрь, дверь за ним закрылась, и сразу ноги сделались ватными.
Он даже не разглядел толком человека, который направлялся к нему от массивного стола темного дерева, расположенного в глубине комнаты – настолько мгновенным и сильным было испытанное потрясение.
Он был в своем кабинете на двенадцатом этаже собственного офисного здания. В кабинете, до мельчайших деталей повторявшем его собственный. Он и был его собственным – тот же терракотовый цвет стен, те же портьеры на окнах, те же кресла перед тем же столом, тот же камин в стене справа, тот же ковер ручной работы на полу. Возникло ощущение, что пол уходит из-под ног, и, видимо, хозяин кабинета, оказавшийся к этому времени рядом с ним, почувствовал это, потому что вместо дежурных приветствий, внимательно вглядываясь в его лицо, спросил, хорошо ли он себя чувствует.
Это вывело Грега из ступора, он заставил себя улыбнуться, хотя, похоже, улыбка получилась кривенькой, и что-то невразумительно пробормотать в ответ. Вслед за этим он оказался в кресле для посетителей, а напротив него, за столом, на котором, кроме массивного антикварного письменного прибора (ХIХ век, полудрагоценные камни, два года назад подарила Элен) лежал лишь одинокий девственно чистый лист бумаги (правильно, как всегда), разместился хозяин.
Теперь Грег, наконец, отошел настолько, что согласился на предложенный кофе и смог разглядеть того, кто сидел перед ним.
Около сорока лет, хорошо сложен, даже изящен, узкое лицо, длинные пышные волосы, высокий лоб, густые усы и испанская бородка, спокойные уверенные движения. Было в его внешности нечто от капитана королевских мушкетеров и одновременно – от алхимика. И еще что-то из детских сказок – барон Мюнхгаузен или капитан Крюк…
Безумно хотелось подойти и выглянуть на улицу – невозможно было избавиться от ощущения, что за окном, далеко внизу он увидит бесконечно знакомый служебный паркинг, чуть дальше улицу и на другой стороне – дешевый итальянский ресторанчик с красно-зелеными скатертями, куда в перерыв бегали его клерки. Но подсвеченные фонарями верхушки платанов, которых полно на парижских бульварах, были видны не вставая, и, учитывая, что кабинет-то был таким же, как всегда, это было не менее диким, чем фантастическое мгновенное перенесение через континенты.
