— Когда-нибудь я расскажу вам очень длинную историю. Но пока не могу, я еще не знаю, с чего она началась.
— Ты слишком молода, дочка. Бывают истории, которые начинаются с конца.
— Это не тот случай. — Заметив, что антиквар недоволен, Мазарин чмокнула его в щеку. — Ну пожалуйста, не сердитесь.
Аркадиус не сердился. Хоть он в этом и не признавался, девчушка вызывала в нем глубокую нежность; она чем-то напоминала его погибшую внучку.
— Уж если мы заговорили об историях, не удалось ли нам узнать что-то новое о Святой? — спросила девушка.
Аркадиус пересказал все, что узнал от ювелира. От легенды о целительнице до версий исчезновения тела вместе с саркофагом. Мазарин было над чем поразмыслить. Тело Святой принадлежало ей одной, и она не рассталась бы с ним даже под угрозой смерти. Что же касается саркофага...
— Подожди минутку. Я позвоню своему приятелю. — Старик набрал номер ювелира.
В очередной раз прибегнув к невинной лжи, Аркадиус добился разрешения привести на собрание своего помощника, поклявшись, что они оба будут хранить увиденное в тайне и что их присутствие непременно поможет отыскать реликвию. Пришлось признаться, что помощник — женщина.
Судя по всему, супруге ювелира предстояло приготовить два плаща.
49
Увидев на руке Мазарин бриллиант, Кадис едва не помешался от ревности. Это, вне всякого сомнения, было обручальное кольцо. С тех пор как девушка перестала появляться в мастерской, художнику стало ясно: он ее теряет. Кадис до крови прикусил губу, заставив себя не требовать от нее отчета, где она пропадала целую неделю и почему не отвечала на звонки.
Пока ученицы не было рядом, он отчаянно тосковал и не мог работать, словно девушка забрала с собой его вдохновение.
И вот она вновь переступила порог студии, а вместе с ней вернулась и весна. Едва увидев ее, Кадис ожил. Девушка едва не падала под тяжестью двух картин весьма внушительных размеров.
— Закрой глаза, — как ни в чем не бывало велела ученица, будто они расстались только накануне.
— А ты ничего не хочешь объяснить? Я тут без тебя с ума схожу.
— Сам все поймешь, когда увидишь. Закрой глаза, старый зануда.
— С кем ты была?!
— Ничего не скажу, пока не закроешь глаза.
Кадис подчинился. Ученица взяла над своим учителем совершенно неподобающую власть. Вздохнув, он опустил веки.
Воспользовавшись временной слепотой наставника, Мазарин поставила доски на пол.
На одной из них Сиенна была живой. Мазарин изобразила ее нагой, с открытыми глазами и летящими по ветру волосами. Тело Святой было испещрено окситанскими письменами, тщательно скопированными с медных петель саркофага. Ноги девушки покрывала плотная ткань, намек на нераскрытую тайну. На второй части диптиха Сиенна спокойно спала на ложе из лаванды. На ней была туника, но ступни оставались босыми.
— Можешь открыть глаза, — разрешила Мазарин.
Художник не верил своим глазам, не мог найти слова, чтобы выразить свои чувства. Он в жизни не видел ничего прекраснее; мощь и нежность сплелись воедино на одном полотне. То была настоящая красота, бередящая душу. На глаза Кадису навернулись слезы, и он поспешно смахнул их рукой. Уже очень давно ни одно произведение искусства не рождало в нем такого восторга.
— Ну как? Похоже на твой Дерзновенный Дуализм?
Кадису хотелось задушить девушку в объятиях.
Диптих значительно превосходил любое из его собственных произведений, однако художник был слишком горд, чтобы в этом признаться.
— В целом неплохо. Хотя ты уделяешь слишком много внимания деталям. — Он продолжал вглядываться в картины. — Нет, вовсе не дурно. Для выставки вполне сгодятся.
— Правда? Значит... тебе нравится?
Кадис решил перевести разговор на другую тему:
— Скажи-ка, милая, что это у тебя на пальце?
Мазарин покосилась на бриллиант:
— Ты об этом? Это обручальное кольцо.
Художник готов был выть от боли, ревности и бессилия. Он знал, что не может требовать от Мазарин ничего, поскольку ничего ей не предлагает, но ощущение немыслимой потери было сильнее голоса разум. Малышка Мазарин больше ему не принадлежала.
— Ты не можешь так со мной поступить, — глухо произнес Кадис.
— Эх, Кадис, Кадис!.. — насмешливо протянула Мазарин, не скрывая торжества.
— Ты его не любишь.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю, малышка. Ты любишь меня.
— Ты просто не можешь смириться с поражением.
— Мазарин, ты совершаешь большую ошибку.
— Это моя ошибка, а не твоя. Почему бы тебе не заняться своими делами?
— Ты ничего не понимаешь. Рядом со мной ты могла бы стать великой художницей.
— Рядом с тобой? А с какой стороны? Справа или слева? И с какой стороны будет Сара?
Их разговор прервал телефонный звонок. Кадис снял трубку. Сара, четыре дня назад вернувшаяся из добровольного изгнания, сообщала, что Паскаль ждет их вечером в "Клозери-де-Лила". Он намеревался поговорить с ними о чем-то очень серьезном.
50
Когда самолет, набрав высоту, вспорол густые облака, окрашенные закатными лучами, и море зелени скрылось из вида, Сара заплакала и не могла остановиться, пока не выплакала все слезы, скопившиеся с детства. Еще ни о чем в своей жизни она не рыдала так горько. Сара оплакивала себя и нечаянную радость, которая, возможно, больше никогда не вернется. Позади остались лучшие дни ее зрелости. Вновь обретенные чувства угасли и разлетелись по ветру. Неснятые пейзажи навсегда остались в душе. Но теперь... Что тут поделать? Решение вернуться далось Саре нелегко. И хотя она до сих пор чувствовала неловкость, что-то подсказывало ей: все это было не зря.
Если с Кадисом все действительно кончено и ни один из них не торопится бросить другому спасательный круг, стоит ли ждать, когда прибудет помощь? Сара слишком ценила жизнь, чтобы позволить своему кораблю пойти на дно.
Херман был нежданным подарком судьбы. Сном. Одной ночи с ним хватило, чтобы вновь обрести смысл и радость жизни. В нем Сара обрела родственную душу, человека, с которым можно было непринужденно болтать обо всем на свете, исследуя ландшафты, которые прежде и не мечтала сфотографировать. Молодость прошла, но ничего не закончилось. Впереди было немало важных дел и удивительных открытий. Сара вступала в новый этап жизни с открытым сердцем, без страха и без особых надежд, готовая довольствоваться малым. Мудрость, приходящая с годами, учит смиряться, чтобы получить шанс на новое рождение. Посторонний человек, внезапно появившийся на горизонте, научил Сару принимать себя такой, какова она была: с приметами возраста, душевными метаниями и телесными потребностями.
