— Однако пришли другие, — напомнила она. — Где сейчас Другие чужеземцы?
Когда он не ответил, София наклонилась вперед, схватив его за руку, и закричала:
— Супаари, они улетели? О боже. Не говори мне, что они ушли!.. Они вернулись на Землю — все?
— Я не знаю. — Супаари отвернулся, опустив уши. — Сначала они отправили Сандоса. Остальные некоторое время жили у меня, в Гайджуре.
Он вдруг умолк.
— Они ушли, не так ли? — спросила София. — Они мертвы или они улетели на Землю?
— Я не знаю! — упрямо повторил Супаари, но она почувствовала, что он что-то скрывает. Наконец Супаари заговорил снова, очень тихо: — Я не знаю, но думаю… Возможно, я создал рынок для… — Последовала длинная пауза. — София, что означает слово «целибат»?
Удивившись, что он спросил про это именно сейчас, София взглянула на него в упор. Но увертки ему вроде не свойственны… Как же такое объяснить?
— Оно означает воздержание от секса.
Похоже, это совсем сбило Супаари с толку; английский тут не годился. Она попробовала вновь — на руандже: — Чтобы зачать ребенка, существует действие…
Он поднял голову.
— У нас это действие выполняется также для удовольствия. Понимаешь? Для наслаждения.
Супаари снова поднял голову, но на сей раз медленней, и напряженно уставился на нее.
— Целибат — это тот, кто никогда… не выполняет это действие — ни для того, чтобы зачать детей, ни для удовольствия. Понимаешь?
— Даже если он перво- или второрожденный?
— У нас последовательность при рождении не имеет значения… — В таком случае, целибат — это вахаптаа. Преступник без прав?
— Нет! — сказала София, содрогнувшись. — Сипадж, Супаари, даже эта кое-кто находит целибат трудным для понимания.
Она помолчала, плохо представляя, как формулировать, на каком языке и насколько подробно рассказывать.
— Такие люди, как Сандос, Марк и Ди, отдаляются от остальных. Они выбирают не выполнять это действие ни ради детей ни ради удовольствия. Они — целибаты, поэтому могут служить Богу более эффективно.
— Кто такие «бог»?
Она укрылась за грамматикой:
— Не кто такие, а кто такой. Есть лишь один Бог.
София сказала это, не подумав, но прежде чем она успела хотя бы попытаться объяснить, что такое монотеизм, Супаари ее перебил.
— Сандос сказал, что он целибат… сказал, что не берет жену, чтобы иметь возможность служить многим! — негодующе воскликнул джана'ата, снова поднимаясь и отходя в сторону. Затем повернулся и уставился на нее, атакуще наставив уши вперед.
— Сандос сказал, что он целибат. Целибаты служат богу. Значит, бог — это многие.
«Q. E. D.[18]— со вздохом подумала София. — Где эти иезуиты, когда в них нуждаешься?»
— Бог один. Его дети — многие. Мы все — его дети. Служа Его детям, Сандос служил Богу.
Резко осев, Супаари растер ладонями виски.
— Сипадж, Супаари, — сочувственно сказала она и, протянув руку, коснулась этого волчьего лица со впалыми щеками. — Твоя голова тоже болит?
— Да. Ты не делаешь смысла!
Он попытался успокоиться и изменил свое суждение, а затем и язык, вернувшись к х'инглиш.
— Возможно, это имеет смысл — для тебя. Я не понимаю.
София улыбнулась:
— Энн говорила, что это — начало мудрости.
Супаари смотрел на нее, приоткрыв рот.
— Мудрость — это истинное знание, — объяснила она. — Энн сказала, что мудрость начинается, когда обнаруживаешь разницу между «это лишено смысла» и «я не понимаю».
— Тогда я, наверное, очень мудрый. Я не понимаю ничего.
Глаза Супаари закрылись. Когда он открыл их снова, то выглядел так, будто его сейчас стошнит, — однако не отступил.
— Сипадж, Фия. Что означает на х'инглиш «служить»? Может служба означать поведение для… для получения удовольствия?
— Может, — после долгой паузы сказала София, ничего не понимая. — Но не для Марка, Ди и Мило. Для них служить — значит добровольно помогать другим. Давать еду голодным, предоставлять жилье… Погоди… служить многим? О боже. Ты создал рынок? Супаари, что случилось с Эмилио?
Залитая розовым светом, наступившим после второго заката, София сидела и смотрела, как Супаари спит, — слишком измотанная, чтобы ощущать что-либо, кроме покорности судьбе. Потребовалось несколько часов, чтобы разобраться во всей этой истории, и ближе к финалу Супаари, казалось, погрузился в самобичевание.
— Я гордился своим умом! Я угодил в глупцы из-за своего желания иметь детей, но я думал: «Супаари — достойный, умный человек!» Я должен был понять! — воскликнул он измученно. — Это были джана'ата. Мои соплеменники. Я причинил Сандосу огромный вред. Возможно, другие чужеземцы сейчас подвергаются таким же мучениям. Теперь ты меня возненавидишь.
«У нас были добрые намерения, — думала София, глядя на небо, затянутое кучевыми облаками, приобретавшими над поляной цвета аметиста и индиго. — Никто не желал плохого. Все мы старались поступать как можно лучше. Но несмотря на это, сколько мы напортачили!..»
Сидя спиной к спине с Канчеем, она потянулась, чтобы погладить каштановые кудри спящего сына, и подумала о Д. У. Ярбро, настоятеле иезуитской миссии на Ракхате, погибшем почти пять лет назад и похороненном вблизи Кашана вместе с. Энн Эдвардc, своим товарищем по внезапной смерти.
Все долгие месяцы, пока длилась подготовка иезуитской: миссии на планету Певцов, София Мендес и Д. У. Ярбро работали в тесном сотрудничестве. Те, кто видели, как развивается и углубляется это партнерство, считали их подтверждением тезиса, что противоположности притягиваются, ибо Д. У. Ярбро, косоглазый, с кривым носом и торчащими в разные стороны зубами, был столь же уродлив, сколь прекрасна была София Мендес — изумительной, классической красотой. Лишь немногие понимали чистоту безыскусной дружбы, которую София и Д. У. могли предложить друг другу, и молча радовались, что эти две души судьба свела вместе.
Довольно скоро сефардская еврейка и священник-иезуит установили для себя рабочий режим; на протяжении многих недель каждый длинный и трудный день, наполненный сбором и анализом данных, спорами, принятием решений, они завершали совместным ужином и парой кружек техасского пива в тихом баре, расположенном неподалеку от епископской резиденции Д. У. в Новом Орлеане. Иногда разговор длился до глубокой ночи, почти всегда затрагивая религию. Поначалу София вела себя настороженно, все еще питая к католицизму определенную историческую вражду, хотя ее смущало, как мало она знает про иудаизм. Ярбро было известно, сколь круто и сколь печально закончилось ее детство; по-своему восхищаясь иудаизмом, причем не только как предтечей христианства, Д. У. и побуждал Софию, и помогал в ее повторном открытии традиций, для которых она была рождена.
