Тикако переговорила с администратором и энергично взялась за работу – фотографировала принесенные блюда, брала интервью у шеф-повара.
Все это время Синтаку хвастался, как близки они были с Тикако в ту пору, когда она работала в «Дзэн-до». Рюмон играл роль внимательного слушателя, но думал о том, с каким удовольствием он засунул бы собеседника в жаровню.
Они вышли из «Ботина» в одиннадцать вечера.
Синтаку взял на себя инициативу и повел их в таблао[41]под названием «Лос Хитанос», находившееся в пяти минутах ходьбы по улице Кучильерос. Это было заведение невысокого класса, аляповато разукрашенное и совершенно очевидно рассчитанное исключительно на иностранных туристов.
Все танцоры-мужчины двигались без особого старания, так что непонятно было – пляшут они или играют в футбол.
Танцовщицы дружно соревновались друг с другом, кто поднимет подол платья выше.
Певец вопил во всю глотку, уставив глаза в потолок, а два гитариста монотонно бренчали в одном и том же ритме, как заезженная пластинка.
Синтаку, к недовольству окружающих, орал «оле!» каждый раз, когда танцовщицы поднимали платья.
Рюмон, потеряв интерес к певцу и танцорам, не сводил глаз с одного из гитаристов. Он его знал.
В перерыве Рюмон дал бою чаевые и попросил позвать этого гитариста к их столику.
Минут через пять из артистической уборной вышел гитарист. На нем была спортивная рубашка с длинными рукавами и широкие темно-синие штаны.
Когда он подошел к столику, Рюмон проговорил:
– Кадзама, дружище. Как хорошо, что у тебя зажила рука.
Увидев его, Кадзама Симпэй явно смутился.
Переведя взгляд с одного на другого, Синтаку проговорил:
– Вы что, знаете его?
– Знаю. Сегодня днем мы встретились впервые. Тогда рука у него была на перевязи – из-за перелома или чего-то в этом роде, – но, судя по тому, как он только что играл, его можно поздравить с полным выздоровлением. Позвольте вам представить. Мой приятель Кадзама Симпэй – лучший гитарист Мадрида и мастер по подниманию пивных бутылок двумя пальцами.
Кадзама отвесил поклон и, примирившись с судьбой, присел за столик.
– Ах, вот оно что, – проговорила Тикако смеясь. – Так это он выманил у тебя пять тысяч песет?
Кадзама поскреб затылок и улыбнулся, показывая блестящий серебряный зуб.
– Ой, ну да… Понимаете, когда рука на перевязи, японцы быстрее соглашаются побиться со мной об заклад – из сочувствия. Но я обещаю придумать какую-нибудь другую уловку.
Рюмон рассказал обо всем, что произошло между ними днем, на что Синтаку, изобразив негодование, проговорил, грозя гитаристу пальцем:
– По-моему, это подлость – за границей выманивать у земляков деньги. Немедленно верни.
– Денег уже нет, – ответил Кадзама, пожимая плечами. – Я на них лотерейных билетов накупил.
Рюмон остановил Синтаку:
– Я эти деньги все равно не возьму. Он получил их не обманным путем, а выиграв пари. Благодаря ему я научился искусству поднимания бутылки, и, если считать это платой за обучение, то оно обошлось мне совсем недорого.
Сам не понимая почему, Рюмон не только не имел претензий к Кадзама, но даже чувствовал, будто встретился со старым другом.
Синтаку недовольно замолчал.
Рюмон налил гитаристу вина.
– Но, честно говоря, ты меня немного разочаровал. Нет, я не о нашем пари, а о твоем выступлении. Чтобы лучший гитарист в Мадриде и так играл?
Кадзама пожал плечами:
– Приходить в это заведение в надежде послушать хорошее фламенко – это все равно как идти в городскую баню в расчете погрузиться в горячий минеральный источник.
– Тогда присоветуй-ка мне хороший источник.
– Дайте подумать… А почему бы вам не попробовать заглянуть в «Лос Гатос»? Там только гитара и канте, но зато и то, и другое – высший класс.
– Первый раз слышу. Расскажи-ка, где это?
Кадзама набросал на бумажной салфетке примерную схему.
Место это находилось севернее Гран Виа, и от гостиницы «Вашингтон» было не так далеко.
– Если придете послезавтра вечером, я там как раз буду аккомпанировать. Приходите к полуночи, я возмещу вам все расходы.
17
Синтаку Харуки вел машину, мурлыча что-то себе под нос.
Кабуки Тикако увлеченно перечитывала записи, которые сделала в «Ботине».
Рюмон Дзиро задумчиво смотрел в окно. Он пребывал в мрачном настроении.
Вчера вечером, когда они втроем, выйдя из «Лос Хитанос», искали такси, Синтаку спросил:
– Вы действительно завтра едете в Саламанку?
– Собираюсь.
– А ты что там будешь делать, Кабуки?
Под огнем противника ответ Тикако прозвучал так, словно она оправдывалась:
– Хочу сделать репортаж о тамошних ресторанах, поэтому и решила составить Рюмону компанию.
Как только Синтаку услышал ее слова, не спрашивая ничьего согласия, он объявил, что сам отвезет их туда на машине.
Рюмон испуганно начал отказываться под предлогом, что у Синтаку есть своя работа и что он не хочет беспокоить его.
– Не переживайте, – рассмеялся тот. – Завтра – первое ноября, праздник Тодос Лос Сантос,[42]и вся страна отдыхает. А мне совершенно не в тягость переночевать в Саламанке.
Рюмон не нашелся что сказать. То, что завтра праздник, было для него новостью.
Пока он искал предлог для отказа, Тикако, как ни странно, поддержала его идею.
– В самом деле, почему бы нам не съездить всем вместе? Веселее будет.
– Именно, именно. Давайте съездим втроем, – с нажимом сказал Синтаку. – Такой случай выпадает не часто, может, и я смогу быть вам полезен.
Ну уж теперь никакого предлога для отказа не придумаешь.
Вот так задуманный Рюмоном план попутешествовать вдвоем с Тикако рассыпался в одну секунду.
Он перевел взгляд на видневшуюся вдалеке горную цепь.
Темно-серые облака повисли совсем низко над землей, готовые пролиться дождем. За два дня Рюмону ни разу не удалось увидеть настоящее «испанское» небо.
Он был уверен, что Синтаку вызвался сопровождать их вовсе не из любезности, а потому, что был страстно увлечен девушкой.
Но зачем же она-то поддерживает его? Быть может, ей не хочется оказаться с ним самим наедине?
