— Я знаю, что ты сейчас меня ненавидишь, — сказала я хрипло, — но я все равно хочу сказать, что я очень тебе сочувствую. И что бы ни случилось сейчас или в прошлом, ты можешь на меня положиться. Ты можешь злиться на меня, если тебе так легче, но я хочу, чтобы ты знал — все, что я делаю — это только из любви к Ханнеке. Так же, как и ты.
Он не поднял голову, когда я положила ему на плечо руку.
— Просто оставь нас в покое. Это все, о чем я тебя прошу.
— Хорошо, — ответила я, взяла пакет с одеждой, забросила за плечо мокрую сумку, попрощалась и вышла за дверь. Только на улице я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги и кружится голова.
34
Я увидела их всех за столом с кружками горячего какао, мои девочки весело болтали с Бабетт, которая заплетала Аннабель косички. Меня накрыла волна отвращения. Я не могла видеть, как она дотрагивается до моих детей своими ядовитыми щупальцами.
Бабетт проводила меня удивленным взглядом, когда я зашла в кухню вся растрепанная и в одежде Ханнеке, и увела дочек наверх. У меня получилось изобразить подобие улыбки и сказать, что они пообещали мне прибраться в комнатах, а я сама буду работать наверху.
Конечно, она пошла за мной. Она обняла меня и спросила, все ли в порядке. И почему на мне одежда Ханнеке? И откуда у меня на лице царапина? Я пожала плечами и ответила, что вещи были у меня в шкафу, и мне вдруг очень захотелось их надеть, и что я напоролась на ветку в саду. Больше она ничего не спрашивала, покрутилась вокруг как собака, пока я не попросила ее уйти. Якобы мне надо было просмотреть дела в компьютере. Она медленно вышла из комнаты.
Я порылась в сумке и вытащила мобильный. Из него капала вода, и экран был серый. Все пропало. Номера Дорин Ягер, Симона, его сообщения, всё. Я не могла ответить Симону, и Дорин не смогла бы мне помочь, попади я в неприятности. Я устало положила голову рядом с клавиатурой и попыталась прогнать панику, сделав несколько глубоких вдохов.
Конверт, на котором я записала номер Мо, все еще был у меня в сумке. Конечно, он был весь мокрый, и цифры расплылись, но их все равно можно было разобрать. Дрожащими пальцами я набрала номер на домашнем телефоне. Мо почти сразу ответила. В трубке был слышен шум, я поняла, что она за рулем. Я назвала свое имя и рассказала, что я подруга Ханнеке Лемстра. Она задумалась. У нее был приятный голос, довольно высокий и немного скрипучий.
— Вы переписывались с ней в интернете, — сказала я, и она замолчала.
Потом заговорила, как будто резко все вспомнила:
— Да, я поняла. Вы имеете в виду Хан 64. Она так называла себя на форуме. Какое-то время мы очень много общались, но в последние несколько недель я ничего не слышала от нее.
Я поняла, что она еще не знает о том, что Ханнеке умерла, и эта новость может быть для нее тяжелой.
— Вы за рулем? — спросила я.
— Да, но ничего страшного, у меня наушник. Расскажите, что с ней случилось?
— Мне кажется, вам лучше остановиться где-нибудь на обочине…
— Вот как. Ну ладно. Тут поблизости заправка, я сверну…
Я слушала шум машин и пыталась представить себе, как она выглядит. Судя по голосу, она была моей ровесницей. Я услышала, что она затормозила, выключила радио и прикурила.
— Я остановилась, — сказала она и глубоко затянулась. — Вы меня пугаете.
Я говорила и все время запиналась. С той стороны время от времени раздавался тихий вскрик:
— Какой ужас! Какой кошмар! А я ведь подумала, что она не захотела больше с нами общаться… Самоубийство, вы сказали? Но ведь этого не может быть! Я не могу поверить!
— Простите, что я вас так расстроила, — продолжила я. — Но я должна спросить у вас кое-что.
Снова тишина. Я услышала, что она всхлипывает.
— Она была такой веселой. Она была настоящим примером для нас всех.
— Для «нас» — это для кого?
— Люди с форума. Мы познакомились в интернете. Это был форум о проблемах в отношениях. Мы писали друг другу о своих трудностях.
— И что это были за проблемы?
— Ну, я даже не знаю, могу ли я вам так сразу об этом рассказывать…
— Я была лучшей подругой Ханнеке. Все, что вы расскажете, останется между нами.
— Вы можете сказать что угодно, а вдруг вы на самом деле из полиции? В любом случае, я не стану выступать свидетельницей. Ни при каких условиях.
— Я обещаю, что никогда больше не стану вас тревожить.
— Даже не знаю…
Во мне вдруг вскипела злость.
— Послушай, я думаю, что Ханнеке убили. Ты единственный человек, который мог бы мне помочь, рассказать, что ее занимало незадолго до смерти.
Она вздохнула и громко высморкалась.
— Извини, — сказала она, и я испугалась, что она повесит трубку.
— Пожалуйста. Ханнеке не заслуживает того, чтобы ее дети росли с мыслью, будто они не стоили того, чтобы ради них остаться жить.
— У Ханнеке был роман, — начала она.
— Это я знаю.
— Мы познакомились, когда она ответила на мой призыв на форуме. Я хотела пообщаться с женщинами, которые, как и я, любили сразу двоих мужчин. Мы поддерживали друг друга. Знаешь, это ведь так трудно: вести тайную жизнь и не иметь возможности поделиться с кем-то своими чувствами. Без того, чтобы тебя осудили или выдали. По интернету мы могли целыми днями говорить друг с другом, плакать, советоваться.
— Как давно это было, когда она отреагировала на твое письмо?
— Примерно полгода назад. Ее роман ведь продлился недолго. Через месяц он прекратил отношения. И думаю, ты в курсе, что ее любовник тоже умер?
— Да, — сказала я. — Я хорошо его знала. А почему он прекратил отношения?
— Их застали вместе. Кто-то их видел и рассказал его жене. Он немедленно выбрал в пользу семьи, хотя его жена, если верить словам Ханнеке, ужасный человек.
— А что Ханнеке рассказывала про нее?
Я посмотрела через плечо на дверь. Она была закрыта.
— Самое странное из того, что она рассказывала, это то, что он должен был платить жене за секс. Она унижала его и выжимала из него все деньги. Это ее слова, я не придумываю. Мне-то все это показалось даже чересчур. Я имею в виду, женщина, которая бьет своего мужа, это уж слишком.
— Бьет?
Мне стало немного страшно. Я вдруг стала сомневаться, хочу ли я все это слышать. Если копнуть поглубже, дерьмо везде найдется, говорил Михел. Пахло от этой истории, по крайней мере, уже совсем скверно.
— Да, так она говорила. Что она его била. И что он не мог сопротивляться, потому что боялся, что она отнимет у него детей, и очень дорожил своей репутацией. Но я даже не знаю. Мужчина ведь намного сильнее… Ну, какая размазня позволит бить себя собственной жене?
