Это открыло ей глаза. Ли был прав. Она могла представить, какой страх испытывал Дэниел за дочь, но все равно… Угроза человеку, которого он любит, не остается безнаказанной.
* * *
Торопливо приняв великолепный холодный душ, Джорджия прыгнула в «судзуки» Эви, а три часа спустя была на пыльной пустынной дороге и слушала то затихавшие, то вновь гремевшие во всю мочь голоса «Краудед Хаус». Горячий воздух врывался в открытое окошко, и для Джорджии стало открытием то удовольствие, которое она получала, видя все вокруг не сквозь вечно мешавшие ей волосы. Да и от обдувавшего шею ветерка тоже. И она решила, что не станет отращивать волосы, пока стоит такая жара.
Она чувствовала себя гораздо увереннее и решительнее, чем прежде, и знала, что в первую очередь это заслуга Ли, который обещал ей свою помощь в освобождении матери. Хотя его идея стать ее личным ястребом немного тревожила Джорджию, ей было спокойнее от его бесстрастного обещания оберегать ее. О лучшем защитнике и мечтать нельзя, ведь он убивал людей, как будто не особенно мучаясь угрызениями совести.
Довольно поздно заметив дорожный указатель с отверстиями от пуль, Джорджия торопливо ударила по тормозам. Подавая назад в облаке ей же самою поднятой пыли, Джорджия увидела узкую неприметную дорогу справа, напротив которой стоял дорожный знак «ест уд».
Она поняла, что это означает «Рествуд», и свернула, миновала водонапорную башню странного вида, пару развалюх и около полудюжины кенгуру-валлаби, объедавшихся на нежданном пиру, устроенном им бурей. Пучки свежей травы и дикие цветы появились после дождя, но Джорджия знала, что пара дней — и они, не выдержав жары, увянут и пропадут.
Покинув Налгарру, она проехала около двухсот километров, сначала по тропическим лесам, расположившимся на холмах, а потом по почти необжитой красной пустыне, прежде чем добралась до нужного ей лагеря для нелегальных иммигрантов. Отвратительные хижины из асбеста и железа были окружены высокой металлической оградой, на верху которой блестела свернутая в пучки острая проволока, а по углам еще расположились сторожевые вышки. Солнце палило нещадно, пробиваясь сквозь злые серые облака, воздух был влажный, горячий и словно пульсировал под писк насекомых.
Лагерь устроили подальше от любопытных глаз, в дождливой местности с чахлыми деревьями, сколько хватало глаз. Такой пейзаж, подумала Джорджия, наверняка ввергает здешних людей в депрессию, но не внушает тягу к побегам. Без компаса вряд ли кто решится выйти за пределы лагеря.
Вооруженный охранник в форме стоял, прислонившись к воротам, и курил сигарету. Хижины с толстыми грязными окнами стояли рядами, словно в военном лагере. Когда Джорджия подъехала поближе, охранник бросил сигарету и раздавил ее ботинком.
Джорджия опустила окошко, и охранник наклонился, чтобы поглядеть на нее.
— Вы опоздали, — проговорил он с упреком. — Мы ждали вас полчаса назад.
— Прошу прощения.
— Какое-нибудь удостоверение личности у вас есть?
Джорджия вынула из сумки карточку «Visa».
— Ничего другого у меня нет. Извините.
— С этим я не могу вас пропустить.
— Но вам же сообщили, что я приеду!
Он даже не посмотрел на нее, словно его это не касалось.
— Начальства нет. Ничем не могу помочь.
Начальство, начальство… Джорджия поискала в сумке и достала мобильник, после чего набрала номер Дэниела. В это время тучи окончательно закрыли солнце, и на капот «судзуки» упали первые капли дождя.
— Картер, — рявкнул Дэниел.
— Это я, меня не…
— Знаешь, где Ли? — резко, нетерпеливо спросил он.
— Нет. Я тут около ворот. Ты можешь поговорить с охранником? Подтверди, что я — это я.
Джорджия передала трубку охраннику, который слушал, что ему говорили, глядя на Джорджию и время от времени кивая головой.
— Да, да… Хорошо. — Он вернул трубку Джорджии. — Паркуйтесь вон там. — И он показал на несколько машин, стоявших немного в стороне. — Я подожду тут.
25
Дождь принялся не на шутку, когда другой охранник повел Джорджию по периметру лагеря. Тогда она обратила внимание на черные пятна, пачкавшие белую стену одной из хижин, и огромную дыру в железной крыше.
— Что тут произошло? — спросила она.
— Афганцы подожгли.
Охранник кашлянул и сплюнул на землю.
— Свою подожгли?
— Будьте уверены, они много чего натворили. Если бы им не дали визы на второй день, как они тут появились, тут бы еще и не такое было. У нас сейчас трое голодают, а еще есть два поджога и одна попытка самоубийства. А в Южной Австралии что творится? Зашили себе рты, чтобы не есть. Ужас. И зачем нам это нужно?
Джорджия еще раз взглянула на сгоревшую хижину и ничего не сказала. Они миновали еще одни ворота, поменьше, в дальнем конце комплекса и оказались на небольшой размокшей площадке, отгороженной проволокой от остальной части лагеря. Единственное, что она слышала, — стук дождя по крышам.
— А где люди? — спросила она.
— Заперты.
— И так всегда? Я хотела сказать, сейчас день, так почему же?..
— Мера предосторожности.
— Потому что я тут?
Не отвечая, охранник отпер дверь ближайшей хижины:
— Здесь гостевая комната.
На полу простые доски, из мебели — стол из пластмассы и шесть стульев, из которых четыре занимали китаец с женщиной, державшиеся за руки, малышка лет шести и древняя старуха. Джорджия не ожидала встретиться со всей семьей сразу и молча смотрела на них. Они тоже смотрели на нее, застыв на месте.
— Я буду сидеть тут, — сказал охранник, ставя для себя стул около окна, в которое стучал дождь. Из кучи журналов и газет, сложенных рядом с дверью, он взял журнал о подержанных машинах и с громким хлопком открыл его.
Джорджия провела ладонью по лицу:
— Можно попросить кофе?
— Я похож на официанта?
Проглотив нелицеприятный ответ, Джорджия направилась к семейству. Тем временем китаец наклонился и поцеловал девочку в голову, отчего она хихикнула, а он улыбнулся. Сказав что-то женщине, он встал и, дружелюбно улыбаясь, пошел навстречу Джорджии. Костюм на нем был раза в два больше нужного размера да еще весь в пятнах, по-видимому масляных. Он казался старше Джорджии, вероятно лет тридцати пяти, и у него был сломан нос. Губы и все лицо покрыты бледными шрамами, словно шкурка бекона. Похоже, что кто-то бил его по лицу горячей сковородкой.
— Пол Чжун, — представился он, протягивая руку. — Рад видеть вас, Джорджия.
Рука, как и лицо, тоже была вся в шрамах, и Джорджия осторожно коснулась ее, боясь причинить ему боль, но он крепко сжал ее руку.
