медали, вешала себе на грудь: какая я замечательная, умная, интересная, здравомыслящая, рассудительная — было, по сути, в его глазах. Он меня видел такой.
Пока видел.
Не ленивой клушей, сидящей на диване с чипсами и сериалом. Не скучающей домохозяйкой, от нечего делать забивающей корзины на маркетплейсах всяким хламом. Не начинающей алкоголичкой, пьющей от безделья и желания разбавить обыденную тоску хоть каким-то суррогатом удовольствия. Он видел во мне жену, мать его детей, боевую подругу, товарища, собеседника, человека, с которым можно и посмеяться, и погрустить, и помолчать. С которым можно поделиться сокровенным и быть услышанным. С которым можно погулять, держась за руку по парку, а потом провести пару горячих поединков в постели.
Он шёл своим курсом, делал карьеру, учился, развивался, занимался спортом, поддерживал отношения с друзьями и коллегами, проводил время с семьёй, не забывал, что ему нравится и в принципе был человеком самодостаточным и целеустремлённым, и мы были частью его успеха — его жена, дочери, семья. Его тыл. Очаг, где всегда его ждут. Молитва, что всегда за него прочтут.
Не шлюпкой на случай кораблекрушения, а ветром, что надумает паруса его корабля.
Он мужчина.
Он мной гордился, он мной дорожил, он меня любил.
А я решила, что это что-то само собой разумеющееся, что он мне чем-то обязан, что-то должен и не имеет права делать то, что я не одобрила.
Я считала своей работой — быть «при муже» и своей основной обязанностью — ждать его к ужину. А ему не ужины были нужны. Не еда, не уют, не чистые вещи.
Он мог смириться, если бы я всё это забросила и начала рисовать картины или выращивать цветы. Неважно — лишь бы я была счастлива. Разность интересов — это даже увлекательнее. Это вдвое больше интересов.
Ему была нужна женщина. Его женщина. Его до последнего вздоха.
Верящая в него, доверяющая ему, уважающая его. Любящая.
А я предавала его и предавала, в мелочах и по-крупному. Разочаровывала и разочаровывала.
И разочаровала…
И спрашивать мне надо не с него — с себя.
И путь искать не к нему — к себе. Только теперь уже без его поддержки.
Поэтому мне так нужна работа.
Любая работа…
— Да, я хочу, Вов, — ответила я Баженову. — Но у меня нет ни опыта, ни сертификата, только диплом, да и то мне пришлось восстанавливать, и он будет готов только через месяц. Куда я ещё могу пойти? Никуда, если ты мне не поможешь.
— Ну, сертификат, это без проблем, заплатим и оформим. Ладно, — выдохнул он. — Посмотрю, что у меня есть поближе к твоему дому, поработаешь, раз хочешь, а там посмотрим.
Заведующая аптекой возле школы перезвонила мне на следующий же день.
Уточнила размер одежды, чтобы заказать форму, и сказала выходить с понедельника.
Я позвонила маме и теперь стояла у «спортзала», смотрела, как дочь подпевает радио и качает мышцы, и не знала, как с ней заговорить.
В принципе, после того памятного разговора, отношения у нас были ровные. Она перестала грубить и что-то мне доказывать, но перестала и делиться.
Я не знала, есть ли у неё мальчик, куда она ходит, нравится ли ей учиться, как идут занятия в универе. Нет, я, конечно, могла спросить, и она даже отвечала, но это было «норм», «хорошо», «терпимо» и прочие отговорки.
Единственный раз её ответ был длиннее, чем в одно слово, когда она пришла с программкой какой-то выставки в руках и сказала:
— Они не трахаются, и она не беременна, всё остальное, думаю, для тебя неважно, хотя она классная, — положила она программку на стол и пошла к себе, что-то напевая.
Теперь Муза забрала у меня и дочь. Вернее, ладно, чего уж, я сама её потеряла.
Я толкнула дверь.
— Завтра прилетает бабушка. Нужно освободить эту комнату, сегодня привезут мебель.
— Ок, — сказала моя старшая.
Свернула коврик. Собрала гантели. Выключила умную колонку.
— Я в понедельник выхожу на работу, — сказала я.
— Ок, — повторила она, выходя из пятой комнаты.
— Не хочешь спросить куда?
— Нет, — ответила она и исчезла в своей.
Снова зазвучало радио, кажется, даже громче, чем было.
А я начала перетаскивать вниз пустые коробки от техники и всякий хлам, которого уже успели накидать в пустой комнате.
Я как раз вернулась с помойки и стряхивала с себя в прихожей воду — на улице лил дождь, когда прилетело сообщение от директора «Кнопика».
Переписку с этим козлом, Лугачёвым Артуром Николаевичем, я начала после того, как Аня принесла заключение специалиста банка Наварского, который разобрался, что именно сломали в ноутбуке Вероники.
Так и написала, пошагово, как моя дочь принесла им рабочий ноутбук, а ей вернули его сломанным. Как пудрили мозги, говорили неправду (что данные можно сохранить), как пытались обвинить детей, что ноутбук они сдали нерабочим, как наш специалист выяснил, что во время замены термопасты его «специалист» открутил материнскую плату и потерял один из четырёх болтов. Заморачиваться поисками он не стал, вкрутил другой болт, по его мнению, подходящий, но тот оказался другой длины, в результате перекоса процессор лопнул, и ноутбук, конечно, стал нерабочим.
Приложила документ и вежливо объяснила, что хоть нам и пришлось купить дочери новый ноутбук, эти сто с лишним тысяч я возместить не прошу, прошу заплатить за ремонт и покупку деталей для сломанного и приложила счёт на тридцать тысяч.
И началось…
Глава 49
Чего только за эти дни я не услышала в свой адрес от господина Лугачёва.
И что «наш» специалист липовый, и что мы хотим с них стрясти деньги, а сломали ноутбук сами, они к этому отношения не имеют, и, конечно, когда у мальчика тридцати лет
