1690-е гг. прирост населения Новой Франции был незначительным — самым медленным за всю ее историю, колония уже имела постоянные вооруженные силы численностью в 1,4 тыс. солдат, цепь западных фортов с гарнизоном в каждом из них и тысячу колонистов, имевших опыт жизни в диком лесу. Новая Франция могла перенести боевые действия на территорию своих врагов.
Растущее мастерство и доблесть Новой Франции при ведении боев в глухомани, которые здесь называли «маленькой войной» («petite guerre»), впервые были продемонстрированы в 1686 г., когда Пьер де Труа провел отряд солдат и вояжёров из Монреаля до залива Джеймс, чтобы захватить здесь торговые форпосты КГЗ. В 1689 г. губернатор Фронтенак, стремясь поднять боевой дух бойцов и отомстить за Лашин, отправил свои войска и отряды союзных индейцев в рейд по поселениям колонии Нью-Йорк и приграничным территориям Новой Англии. Хотя их возглавляли колониальные армейские офицеры, атаки зависели от тактики индейцев. Военные отряды продвигались по лесам, часто зимой, чтобы внезапно нападать на небольшие английские форпосты и незащищенные городки. Они убивали, жгли и быстро убегали, уводя с собой пленников, прежде чем противник успевал организовать контратаку. Нападению подвергались даже поселения и военные отряды самих ирокезов.
В 1690 г. Новая Франция отразила попытку англичан захватить Квебек. Атаковать город должна была флотилия судов, посланная из Новой Англии под командованием сэра Уильяма Фипса. Однако осаждающие нашли, что укрепления Квебека слишком мощные. Вскоре они отступили, а их требования сдать город побудили губернатора Фронтенака произнести свою знаменитую фразу: «Я не заставлю вас ждать так долго. Вашему генералу ответят жерла моих пушек»[138]. Весь последовавший период войны Новая Франция поочередно то атаковала, то защищалась, то атаковала сама, борясь за контроль над Гудзоновым заливом, нанося удары по английским колониям и совершая не слишком успешно набеги на земли ирокезов. В 1697 г. англичане и французы заключили мир[139]. Вскоре возможности закончить конфликт начали искать и ирокезы. Исконные ирокезские территории никогда не подвергались серьезной атаке, но военные потери наряду с эпидемиями уменьшили численность ирокезов, так что им стало казаться, что их борьба приносила выгоду только их английским союзникам и поставщикам в колонии Нью-Йорк.
Пытаясь выбраться из этого тупика, ирокезы начали вести переговоры с французами и в 1701 г. добились решительного изменения ситуации в Северной Америке. Пять племен Ирокезской конфедерации заключили всеобъемлющий мирный договор с Новой Францией и ее индейскими союзниками и заявили, что в колониальных войнах между Англией и Францией они станут соблюдать нейтралитет. Ирокезы не были разгромлены. Фактически они бились с французами до прекращения ими боевых действий и смогли сохранять независимыми свои территории еще долгое время, после того как Новая Франция прекратила существование. Однако мирный договор означал, что никакие индейские племена впредь не смогут вновь угрожать фундаментальным интересам французской колонии[140]. В течение почти всего XVII в., когда Новая Франция медленно набирала силу, а численность ее населения росла, все аборигенные сообщества несли катастрофические потери от болезней, занесенных из Европы. Большинство из этих племен сумели приспособиться и выжить, но баланс сил был нарушен. Индейцы все еще могли держать под своим контролем торговлю пушниной и все территории к северу и к западу от Монреаля, но Новая Франция, обеспечив безопасность собственных поселений, была более способной, чем когда-либо прежде, распространять свои силы и влияние на западные земли.
Примерно в это же самое время в Новой Франции началась следующая трансформация, вызванная изданным в Версале королевским декретом. Несмотря на войны, поток проходивших через Монреаль бобровых шкурок не уменьшался. Западная экспансия вояжёров оказалась чересчур успешной: полученная с их помощью пушнина прибывала во Францию в количестве, значительно превосходившем рыночный спрос. Под давлением Вест-Индской компании, которая пыталась продавать меха, Корона решила просто временно приостановить весь пушной бизнес. Разрешения больше не выдавались. Закупку шкурок следовало прекратить. Военные форпосты, находившиеся в Верхней стране, должны были закрыться.
Оказалось, однако, что осуществить столь решительное изменение в колонии невозможно. Морской министр вскоре был вынужден пойти на компромисс. Появилась своя колониальная компания, которая начала торговать бобровыми шкурками, а некоторые из западных фортов продолжали функционировать. Но проблема никуда не делась: рынок сбыта этих шкурок был перенасыщен. Впрочем, начало Войны за испанское наследство (1702), отметившее начало очередной декады военного противостояния Англии и Франции, затмило все сложности, возникшие у мехоторговцев. Для Новой Франции и особенно для ее военной аристократии, закаленной в Ирокезских войнах 1680—1690-х гг., этот крупный конфликт стал последним в цепи войн боевого XVII в. Подлинным героем этой войны стал Пьер Ле Муан д’Ибервиль.
Он родился в Монреале в 1661 г. Он был сыном Шарля Ле Муана де Лонгёя, который сначала был ангаже, затем стал дворянином, сеньором и самым богатым колонистом. Боевое крещение д’Ибервиль получил в 1686 г. Тогда он с отрядом Пьера де Труа, состоявшем из солдат и вояжёров, совершил изматывающий двухмесячный переход на каноэ из Монреаля до залива Джеймс, где отряд атаковал все фактории КГЗ. Почти ежегодно в течение последующих двух десятилетий д’Ибервиль принимал участие в ожесточенных сухопутных и морских сражениях. Прежде чем умереть в 1706 г. на островах Карибского моря, он успел повоевать в районе Гудзонова залива, на границах колонии Нью-Йорк, в Акадии, на острове Ньюфаундленд и в Луизиане, сделал себе целое состояние путем грабежа и потерял в боях трех братьев. Как многие лидеры Новой Франции XVII в., д’Ибервиль он был смелым, грубым, энергичным человеком и прожил недолгую жизнь. Его карьера вызывала в памяти жестокие времена Шамплена и Бребёфа, а его смерть совпала с концом этой эпохи. Даже в годы Войны за испанское наследство уже зарождался более мирный XVIII век.
Особое сообщество: Новая Франция XVIII века[141]
Если карьера Пьера Ле Муана д’Ибервиля представляла собой кульминацию героического XVII в. в Новой Франции, символом новых приоритетов XVIII в. можно считать Филиппа де Риго де Водрёя, генерал-губернатора колонии в 1703–1725 гг. По словам его биографа, Водрёй «сделал одну из самых замечательных карьер в истории Новой Франции, но <…> карьеру, полностью лишенную всякого блеска и щегольства». В период его правления Новая Франция наконец действительно дожила до тех времен, когда даже ее правители могли умерять свою воинственность в пользу иных достоинств, которые были нужнее в повседневной жизни.
Водрёй был младшим сыном в семье провинциального французского аристократа. Он прибыл в Новую Францию в 1687 г. как старший армейский офицер и быстро породнился с семейством, принадлежавшим к местной знати. Губернатором он стал вскоре после начала Войны за испанское наследство, когда династические амбиции Людовика XIV объединили против него почти все
