украсть, проникнуть, подставить. Что угодно.
-Убить… - Сави прошептал это слово, как будто оценивая, что именно я хотел им сказать. – В трущобах есть старое поместье. Там засели члены банды Гундера. Инквизиция не прямыми путями натравила их на нас. Но методы бандитских образований известны: бей всех, а крайнего найдем позже. Страдают горожане и мои агенты. Сознаются и те и другие, так что, дела паршивые. Нужно показать другим бандам, на примере этой, что с нами так нельзя. Было предпринято несколько поджогов и диверсий, но судя по всему, для Гундера это выглядело неубедительно. Твои предложения?
-Как я должен это оформить? – спросил я, доставая своим кинжалом грязь из под ногтей. – Кровавая баня, массовое отравление, групповой суицид?
-Это должно стать демонстрацией. Если у тебя получится сделать хоть толику того, что ты перечислил, этого будет достаточно.
-Значит человеческая многоножка…
-О чем ты?
-Узнаешь, когда закончу. А сделаю я это в течение трех дней. И к этому времени мне бы хотелось видеть Тома.
Сави кивнул и опустил голову. Можно было подумать, что он заснул, но когда его глаза поднялись ко мне, в них была холодная твердость.
-Ты человек вербованный самим Вайгеном, а значит, должен знать. Он погиб два дня назад, по пути в свое поместье…
Глава 15. Пути мои неисповедимы
Так вышло, что я давно ушел, покинул старую антикварную лавку «под кленом», но головой был ещё в той самой мелкой комнатке и смотрел в уставшие слова Сави. Смерть Вайгена – это плохая новость. Планировал доить его чуть дольше, прежде чем кинуть. Но что его смерть может сказать? Правильно. Несчастные случаи не такие уж и случайные, когда дела касаются тех, кто сует нос в важны дела. Вайгин был из таких. Вполне возможно, что он где-то просчитался, а это означит, что этот просчет мог коснуться и меня.
Если так, не удивительно, что именно мою повозку предпочли осмотреть господа из инквизитории…
-…какое-то время мы сможем существовать автономно, - говорил мне Сави тихим голосом. – Но без Вайгена наше предприятие слепнет на полтора глаза и лишается крупного источника финансов. Это может сказаться о нашей информированности, а именно от неё зависят жизни…
Образ старого подпольщика померк. Я стоял на перекрестке гончарной и торговой улиц. Уже вечерело, лотки негоциантов уже активно сворачивались в преддверии темноты. Кеймор напоминал мне каменный мешок. Да… а инквизиция узел на горловине, который хрен меня отсюда выпустит. Не удивлюсь, что если попытаюсь пройти через ворота, обнаружу у местной стражи приказ о моем невыезде.
Надо было двигать в таверну. Негоже оставаться на улице в темное время суток. Может так случиться, что на утро стража обнаружит массовый геноцид воров, убийц и работорговцев. Уверен, каждый на их месте захочет общипать такого привлекательного мальчишку, как я… а если нет, я ведь могу и обидеться. Тогда пострадает ещё больше.
Родная таверна встретила меня запахами жареного мяса, супа и пряностей. Ступая в уютную обстановку этой забегаловки, у меня вышло даже выловить в себе давно забытое чувство - я дома…
Даже не смотря на пилигрима, пролетевшего мимо. Вслед за беднягой летела пара выбитых зубов, бисером рассыпавшихся по мощеной дороге.
-И шоб я твою харю тутачки больше не видал! – рычал на пилигрима опьяневший, озверевший и одуревший мужик, с руками-окороками и бородой до пупка. – Зрячих хулить начинай, коли сам чоль важного скуешь, ти соберешь! Пророчествования в гузно себе сунь и подотрись! Тьфу!
Харчок едва не задел меня, но задел пилигрима, который пытался собрать остатки своего сознания, распрысканного после удара и падения.
-Пролок… о милостифый… - шептал пилигримм. Недостаток зубов мешал ему это делать, как и поток крови с разбитых десен: та заливала ему губы и подбородок. Лицо странника напоминало мрачную маску театрального репертуара. – Итиоты! Фещий говолил! От клови в кловь, в клови утонет! Последни станет пелвым, и Сила изменит сына, отца и мац! Смотлите! Смотлите!
Палец пилигрима указал на меня. Мой палец, вопросительно, как бы «точно я?» тоже оказался у груди.
-Я его не знаю, - честно сказал я бычаре, стоявшему напротив меня.
-Ты меня слуфал! – кажется, у пророка начала распухать губа, так что, в речи его стало ещё на порядок больше невнятных звуков. – Понифаешь! Понифаешь! Да… я…
И я закрыл перед ним дверь.
-Давно это надо было сделать, - натянуто улыбнулся я толпе и получил одобрительный возглас.
Сам же, получив пару приглашения за стол к кучке столяров и плотника, я осторожно отказался и поднялся на второй этаж к комнатам. Где-то на фоне слышал, как хозяин таверны отчитывает того мужичка, что выкинул пилигрима из заведения. Насколько понял, в местном фольклоре это стало чем-то вроде «посмотреть в разбитое зеркало» или «рассыпать ложку соли». Не критично, но рисковать не хочется.
Коридор, двери по обе стороны, стоны их некоторых комнат – классика. В свою комнату я заглянул лишь мельком и, обнаружив, что там никого нет, выдохнул. Нет, не с облегчением. Скорее с разочарованием. Причем, не в Пайке, который должен был прийти, а в себе, что не сумел его дожать. Придется ему прожить остаток этой жизни олухом, который корит себя за каждый новый прожитый день. Проходили уже. Если даже не попытался что-то сделать, не сможешь успокоить себя словами «ну, я сделал что мог»…
А затем я зашёл в комнату к Ниссе.
-ФАРРОЧКА!
Меня сбили с ног сестры Кейт и Вейт. Худенькие и стройненькие, тем не менее, в дуэте они весили как гребанный кабан. Нужно признаться, я мог бы увернуться… но они, скорее всего, полетели б моськами в дверной косяк. Не мои это методы обращения с женщинами. Хотя… всякое бывало.
-Отпустите его! – вдруг занервничала Нисса и поднялась с кровати. – Фарро, вы как?
-Дамы, вы сногсшибательны, - сказал я, сидя на полу в объятьях менестрелей. – Но я бы хотел узнать, какого рожна вы тут забыли? Если снова учили Ноэль флиртовать… дядюшке Аврелию расскажу, и буду настаивать на том, чтобы он вас ремнем отстегал.
Из-за спины Ниссы выглянуло две головы с зелеными и желтыми волосами.
-Не угонится, - парировала Кейт. – Старенький уже.
-Ага, - шепнула Вейт. – Если
