шарик падает между флипперами.
«Такова судьба, – произносит автомат. – Удачи в следующий раз».
– Нервы, – говорит Дэлли. – Я весь на нервах в последние дни.
– Эй, Дэлли, можно тебя спросить?
– Стреляй, – говорит он, пока мы вместе идём к барной стойке. У группы перерыв, поэтому мы можем отчётливо слышать друг друга. – Не по-настоящему, конечно. Только метафорически.
– Здесь есть другие выходы, кроме парадного и чёрного хода?
Дэлли крутит в пальцах кроличью лапку.
– Нет, а что?
Мне не хочется беспокоить Дэлли и его нервы подозрениями о том, что в «Стране чудес» может происходить что-то странное, но я обязана спросить.
– Ты говорил, что видел, как Малли ушла отсюда в ночь, когда она пропала? И Урсула тоже?
– Ну, я не видел, как они проходили через дверь, если ты об этом спрашиваешь. Я был занят уборкой в ночь, когда исчезла Малли, и занимался другими делами, когда Урсула пропала, или, по крайней мере, когда я видел её в последний раз.
– Тебе не кажется странным, что в последний раз их обеих видели здесь?
Дэлли прижимает руку к груди.
– Что ты пытаешься сказать, дорогая?
– Ничего. То есть я не знаю. Я просто спрашиваю.
– Больше похоже на обвинение.
– Нет, Дэл. Я никого ни в чём не обвиняю. – Глядя на Дэлли, я даже представить не могу, что он в чём-то замешан. Он выглядит таким искренне возмущённым. – Я просто спрашиваю. – Я не могу рассказать ему о записях с камер и уверена, что он ничего о них не знает.
– Тогда не спрашивай. Это меня нервирует.
– Прости, Дэлли. Я не хотела тебя нервировать. Сам знаешь, это место для меня как второй дом.
Он стряхивает с себя мрачные мысли и широко мне улыбается.
– Я рад, что ты вернулась. Мы скучали. А теперь иди! Наслаждайся вечером.
Когда музыканты снова начинают играть, все поднимают телефоны с анимацией зажжённых свечей и начинают синхронно ими покачивать. Посреди веселья я спускаюсь по ступенькам к боковой двери у сцены, но как только приближаюсь к кладовой, меня парализует. Я начинаю задыхаться. Кажется, что мои лёгкие отказываются работать, и я вспоминаю совет доктора Динь считать от десяти наоборот, стараться замедлить дыхание и успокоиться. Я, спотыкаясь, бреду в туалет, захожу в кабинку и падаю на колени, а мир вокруг становится чёрным.
– Эй, – зовёт чей-то голос. – С тобой всё хорошо?
Я сижу на шахматном полу, привалившись спиной к металлической перегородке кабинки. Это туалет в «Стране чудес». Я не знаю, сколько времени прошло, но слышу, что снаружи до сих пор играет музыка, поэтому, скорее всего, я была тут не очень долго.
– Всё нормально. – По крайней мере, я так думаю. Хотя бы кровью не истекаю.
– Ладно, – голос звучит скептически. – Но на полу довольно грязно, так что я бы на твоём месте встала.
Я отряхиваюсь, поднимаясь на ноги. Голова кружится. Краем глаза отмечаю на стене надпись, нацарапанную какими-то идиотами в отместку мне или, может быть, моей неудачливой тёзке: «Чтобы приятно провести время, позвони Мэри Элизабет». Номер внизу даже близко не похож на мой. Я проверяю кошелёк и ключи от дома в заднем кармане и, спотыкаясь, выхожу наружу.
– О, это ты.
Тут Джойси, одна из наименее неприятных из Элиты. Хотя картинка перед глазами ещё размыта, я узнаю её по голосу. Несмотря на то что она часть Элиты до мозга костей со стандартной стрижкой боб и в приличной одежде, она всегда была вежлива с Наследниками.
– Привет, Джойси. Как дела? – Я ковыляю к раковине на ещё нетвёрдых ногах.
– Видимо, лучше, чем у тебя. Что случилось? Я рада, что тебя не зарезали или что-то в этом роде, – говорит она. – Мама сегодня даже не хотела отпускать меня сюда. Её бы больше устроило, если бы я просто сидела в нашей новой квартире в Шраме и не выходила из дома после темноты. Она сказала: «Джойси, в «Стране чудес» небезопасно. Там непредсказуемые люди». Но сюда пошли Лукас с Кэти, и я не хотела просидеть весь вечер в квартире, стримя что-нибудь депрессивное или вроде того. Мама разрешила мне пойти, только когда Лукас прислал за мной лимузин. – Она смотрит на меня. – Я не хочу показаться грубой, но скажу честно, в последнее время тут творится какая-то чертовщина. Все просто пропадают направо и налево.
Теперь, когда мир снова обрёл чёткость, мне больше всего хочется, чтобы Джойси замолчала, но я не могу удержаться от ответа:
– Ты сейчас на полном серьёзе говоришь, что зависать с Лукасом и Кэти не так депрессивно, как сидеть и что-нибудь стримить?
Она искоса смотрит на меня, достаёт из сумочки компактную пудру и припудривает нос.
– Лукас не такой плохой, как ты, наверное, о нём думаешь.
– А Кэти?
– О нет, Кэти отстой, но иногда мне нужно с кем-нибудь развлекаться, а ты не то чтобы приглашала меня тусоваться с тобой, не так ли?
Она ждёт.
И я жду.
– И я не могу серьёзно злиться на свою маму за то, что она говорит такие вещи. То есть вот мы здесь, и ты только что лежала без сознания на полу в туалете, и я даже не знаю, что об этом думать. – Джойси тянется к моему запястью. Её тёплые и мягкие пальцы поглаживают мою метку.
– Эм, извини, – говорю я.
– Ого, – мечтательно тянет она. – Идеальное сердце. И оно у тебя с рождения. Тебе так повезло.
– Повезло, – эхом повторяю я.
– Я уже сказала маме, что срочно хочу такую же татушку.
– Зачем? Люди за пределами Шрама будут косо на тебя смотреть. Станут тебя осуждать. Будут считать изгоем. – Я вспоминаю о том, что в полицейских отчётах всегда отмечают, если кто-то является Наследником.
– Но... вы, ребята, свободные. Вы дикие и делаете то, что хотите. У вас лучшая погода, лучшая еда и волшебные сады. И да, может, сейчас у вас нет магии, но когда-то она была. Вы могли исполнять желания по щелчку пальцев.
Она ожидает, что я ей отвечу.
– Джойси, я не хочу грубить, но мне сейчас нехорошо.
– Точно, – говорит она. – Да, я же нашла тебя на полу! Уверена, у
