Я не вернусь, пока не буду готова. Дам вам знать, когда это произойдет.
Люблю вас до скончания времен.
Целую,
Ариэль
30
Джиа
Я пробегаю пальцами по первой строке письма Ариэль. У вас бывает чувство, что все вокруг рушится, хотя на самом деле оно складывается воедино? Бабуля в гостиной, чавкает зеленой фасолью и внимает каждому слову крикливой мыльной оперы. Во второй половине дня мы с ней вместе делаем упражнения, назначенные физиотерапевтом, а потом выходим погулять с Сиси. Нежимся в теплых солнечных лучах и смотрим, как соседские собаки играют в парке. Все работники вернулись в ресторан, поэтому мама снова может позволить себе часовые перерывы на обед. Она парит уставшие ноги в горячей воде и так неспешно чистит апельсины, что слышно, как потрескивает шкурка.
Мне же хочется зарыться в одеяла. Если я буду долго смотреть на узоры пледа, возможно, перед глазами перестанет вставать лицо Акила. Его лицо рядом с лицом Мэдисон в желтых неоновых лучах забегаловки. Мне должно быть все равно. Он может общаться с кем хочет. Я перекатываюсь по постели и представляю, как удаляю эту фотографию из альбома в телефоне, – но, конечно, этого не сделаю.
Я уже несколько дней не бывала нигде, кроме парка. Стены в квартире темные и в пятнах, и я замечаю, что обои отходят в местах стыка с потолком. Играет бесконечная мелодия из титров мыльной оперы – визгливая скрипка, звуки которой проникают даже в дальние уголки дома. Когда бабуля засыпает, а Сиси прекращает беситься, я открываю скетчбук и перерисовываю лицо Итачи Учихи, заполняю углем его радужки, пока те не становятся похожи на черные дыры.
И тут, в четыре часа пополудни, я слышу, как в двери проворачиваются мамины ключи. Я пулей выскакиваю из комнаты, стягиваю толстовку, не глядя бросаю ее на ковер. Все затекло и ноет, кости, кажется, торчат сквозь футболку. Мне нужно отсюда выбраться. Непременно нужно.
– Мам, – начинаю я и, путаясь в собственных ногах, ковыляю по коридору, – отпустишь меня минут на тридцать? Хотя бы на двадцать. Прокатиться на велике. Я недалеко. Мне просто нужно…
Дойдя до кухни, я обнаруживаю, что мама не одна. Позади нее стоит женщина в узорчатой медицинской форме и резиновых сабо, которые скрипят об плитку, когда она их снимает. На маме не приличный свитер. А льняное платье и бодрая улыбка.
– Джиа, – говорит она и опускает сумочку на стул, – знакомься: это Даника.
Женщина в медицинской форме протягивает руку, и я ее пожимаю.
– Привет, – здороваюсь я.
– Рада знакомству, – отвечает она.
У Даники безупречная осанка и деловитое рукопожатие. Она тут же ставит свои сумки на стол. Она выглядит слишком профессионально для нашей квартирки во Флашинге, заваленной кастрюлями и сковородками и пропитавшейся запахом вяленой свинины.
– До конца лета Даника будет помогать бабуле пару дней в неделю, – поясняет мама, – а когда начнется учебный год, она будет приходить каждый день.
А потом она уводит Данику в гостиную, где бабуля дремлет под бормотание телевизора. Мама осторожно будит свекровь, и бабуля открывает глаза.
Я наблюдаю, как мама повторяет все то же для бабули, и Даника укрывает бабулины ноги вязаным пледом с дивана. Дом заполняется словами «туалет», «в любое время» и «физиотерапия». Бабуля с интересом разглядывает форму Даники и улыбается.
– Такая нарядная! – восклицает она.
Даника смеется.
– Это просто рабочая форма.
Они заводят беседу, а мама тем временем возвращается в кухню и набирает в серебристый чайник воду из-под крана. Включает конфорку и насыпает листовой чай в три чашки. Я стою у плиты. И ничего не понимаю. Две недели назад родители психовали из-за больничных счетов, стационара и страховки, а теперь у нас дома медицинский работник – терпеливо кивает бабуле, пока та во всех подробностях пересказывает ей свою любимую мыльную оперу.
– Мам, – шепотом говорю я ей на ухо, чтобы Даника с бабулей меня не услышали, – разве мы можем себе это позволить?
Мама затягивает мешочек с листовым чаем. И не поднимает глаз.
– Мы с твоим папой все обсудили, – говорит она, – и решили, что без этого не обойтись. С деньгами разберемся. Об этом не волнуйся.
Она поворачивается ко мне – на лбу, в уголках глаз тонкие сухие морщинки.
– Ты должна плотно заняться учебой. А через пару лет – рестораном. Нам следовало принять это решение еще несколько месяцев назад.
Я безмолвно киваю. Значит, они с папой все спланировали. Наверное, они правы. Я не смогу одновременно присматривать за бабулей и управлять рестораном. Нужно подготовиться к будущему. Мама поддевает мой подбородок.
– Выглядишь усталой, – шепотом говорит она. – Иди. Вернись через часик.
Я мигом вылетаю из дома. Педали велика скрипят под кроссовками. Очередь к лотку с уткой заполняет велодорожку, голодные покупатели вдыхают горячий полуденный воздух и запах шкворчащих овощей. Я подумываю сделать остановку во Флашинг-Медоус, но колеса несут меня дальше, мимо скейтеров, карапузов и лоснящейся зелени парка. На перекрестке Аскан и Остин подземный переход выводит меня на другую сторону улицы. Велосипед понимает, куда едет, раньше меня самой.
Форест-Хилс-Гарденс выглядит так же, как и месяц назад. Вдоль кварталов стоят изящные фонари, чей-то золотистый ретривер исчезает в заросшей плющом арке ворот. Трава аккуратно подстрижена, дети в полосатых футболках бегают в тупике под брызгами поливалок. Я ни разу не бывала здесь без Эверет. Я жду, когда кто-нибудь покосится на меня или скажет, что я не отсюда. Но этого не происходит. Пожилой мужчина в соломенной панаме читает на крыльце, мимо меня пробегает женщина в спортивных шортах. Я инстинктивно останавливаюсь возле дома Эверет и гадаю, дома ли ее братья и в будке ли Уоткинс. А потом разворачиваюсь и смотрю на дом через дорогу.
Вот и он сам. Играет на лужайке с младшим братом. Я не ожидала застать его дома. Масуд бегает по траве, Акил улыбается – своей широкой скромной улыбкой, по которой я так соскучилась. Я снимаю велошлем. Челка прилипла ко лбу, ноги в волдырях от укусов мошкары. Я выгляжу как черт-те что. Надо бы поехать домой, принять душ и вернуться сюда позже. Но потом вспоминаю про Ариэль, которая с легкостью могла бы взять билет до Нью-Йорка и вернуться в родные места – в прохладные бетонные джунгли, где нет океанов, тайн и погибших сестер. Но она выбирает остаться там. У меня перехватывает дух, когда мы с Акилом встречаемся взглядами. Он резко выпрямляется. Я паркую велосипед возле дома Эверет и нервно иду к нему.
– Привет, –
