же, не собирался. Старожилы полиции в два счёта вычислят, что он такой же настоящий полицейский, как и его покойный дедушка — балерина. Надо было просто всего лишь подождать — и всё наладиться само собой. Ведь Алистер уже приготовил для копов, обитающих в этом участке, весёлый аттракцион под названием «Беги, пока не разбомбили!».
Задумка была крайне проста. Для начала Смулзу нужно было подключиться к серверу полицейского участка (что для такого опытного хакера, как он было раз плюнуть), а затем элементарным нажатием одной кнопки включить в участке сигнал, предупреждающий о воздушной тревоге.
Трой усмехнулся. Забавно будет посмотреть, как эти придурки в синих мундирах забегают, когда услышат сюрприз, приготовленный для них им и Алистером!
Наёмник посмотрел на часы на своей руке. Оставалось уже меньше минуты до того, как Смулз врубит воздушную тревогу. Вот уже несколько секунд, и...
Из полицейского участка пулей выскочил довольно упитанный полицейский со взглядом, полным ужаса. Оглядевшись по сторонам, он со всех ног помчался прочь.
«Видимо, самый смелый! — усмехнулся себе под нос Трой. — Посмотрим, что будет дальше...»
А дальше началось настоящее цирковое представление. Полицейские, до смерти напуганные включённой воздушной тревогой в их участке, в панике выбегали из него, с криками ужаса разбегаясь в разные стороны. Некоторые даже выпрыгивали из окон первого и второго этажей.
Полицейский участок пустел на глазах.
«Хм, гении сыска! — посмотрел Трой вслед последнему убегающему прочь полицейскому. — И хоть бы до кого-то из них дошло, что раз воздушная тревога включилась у них в участке, то она должна включиться и по всему городу! Тоже мне, умники!»
Конечно же, наёмник при этом понимал, что долго так продолжаться не может. Не пройдёт и десяти минут, как копы поймут, что их одурачили.
Именно поэтому действовать надо было быстро.
Трой зашёл в пустой полицейский участок и прошествовал на второй этаж. Все камеры располагались именно там — ему ли, наёмнику со стажем, не знать, где находятся камеры с заключёнными! — и поэтому Трой довольно быстро забрался туда по ступенькам. Пройдя мимо отделения, где должны были находиться копы-охранники (там уже, естественно, никого не было), наёмник подошёл прямо к будке вахтёра. Так, насколько Трой помнил, здесь, в маленьком тайнике под столом должна быть маленькая магнитная карта, открывающая все решётчатые двери от камер в этом здании, и...
Бинго! Так и есть, вот она заветная карта! Наёмник усмехнулся себе под нос. Сколько времени прошло с тех пор, как он здесь был последний раз, а так ничего и не изменилось. Всё та же карта, во всё том же месте... Просто удивительно!
Поигрывая картой в руке, Трой прошёл мимо камер, в которых перепуганные до смерти сигналом воздушной тревоги заключённые метались из стороны в сторону. О них-то полицейские, естественно, совершенно не подумали — пусть на них бомбы летят, пусть их взрывают — всё равно ж преступники, кто там о них беспокоиться будет!
Пройдя мимо десятка камер, наёмник дошёл до нужной ему. За решёткой со спокойнейшим выражением лица сидел тот самый Леонард Милье, из-за которого они с Алистером и затеяли весь этот сыр-бор.
— Милье, ты что, в нирване? — спросил Трой у узника. — Тут люди с ума сходят из-за сирены, а ты сидишь, как будто ничего и не произошло!
Леонард спокойно посмотрел на наёмника.
— А что мне терять? — произнёс он. — Меня всё равно сгноят в тюрьме. И это в лучшем случае. В худшем — не доживу до суда. А ты мне говоришь какой-то там тревоги бояться... И кстати! — Он, хитро прищурившись, посмотрел на Троя. — А ты почему не боишься этой тревоги?
— Ну, собственно говоря, потому что я её и устроил! — усмехнулся Трой.
— Ты? — непонимающе посмотрел на него Милье. — И зачем тебе это нужно?
— Не поверишь, но именно ради тебя! — сказал наёмник. — Мне надо просто задать тебе пару важных вопросов, но... Здесь, как бы, не место. Не ровен час, копы вернуться, и тогда перестрелки не избежать. За смерть копа сам знаешь — смертная казнь. А мне ещё пожить хочется!
Трой приложил карту к небольшому терминалу рядом с камерой Милье. Решётчатые двери с железным стоном отворились.
— Выходи, Леонард! — проговорил Трой. — Будем считать, что это условно-досрочное освобождение!
«Или путь к электрическому стулу, если выясниться, что старину Генри убил ты!» — окончил про себя мысль наёмник, и они с внезапно обретшим свободу арестантом зашагали к выходу из полицейского участка под стоны и крики остающихся в участке заключённых...
Агата Шпац, молча теребя старую занавеску заброшенного дома, их с Дэном убежища от людей «Майтвилла», стояла перед окном и ожидала возвращения своего возлюбленного. Он обещал выйти проветриться на пять минут, чтобы разведать обстановку в городе, но прошло уже несколько часов, а от Столза не было ни слуха, ни духа. Бывшая домработница покойного ныне Генри Дриксона уже начинала волноваться за своего любовника-беглеца поневоле...
К Агате вернулись старые воспоминания — те, о которых она старалась не думать. А именно — воспоминания о событиях, из-за которых она вместо того, чтобы сейчас благополучно продолжать работать на семью Дриксонов — на его сына Найтона, например, — сейчас ютилась в этом старом заброшенном доме. Подумать только, сколько лет она смиренно работала на семью Дриксонов, беспрекословно выполняя все задачи, возложенные на неё, — и теперь всё это обрушилось в одну секунду лишь из-за того, что она однажды дала слабину — высказала Генри Дриксону в лицо всё, что она о нём думает, даже не подозревая о том, что тем самым она становится главной подозреваемой по делу о его будущем убийстве...
Конечно же, промолчи она тогда, всё было бы по-другому. Приносила бы свежий кофе сыну погибшего Генри Найтону, жила бы себе и горя не знала... Но Шпац просто не выдержала тогда всей той вечной несправедливостью, под гнётом которой она жила все эти годы. Не сказать, чтобы Генри Дриксон был откровенным самодуром...
Но и назвать его хорошим праведным хозяином тоже нельзя было. Вспомнить хотя бы тот момент, когда покойный Дриксон заставил её три раза перемывать полы из-за какого-то там маленького пятнышка на полу — большего унижения Агата, пожалуй, в жизни не переживала.
И вот — логический финал всей её работы
