Беата ходит, как в воду опущенная. А Цешковский второго дня ко мне клинья подбивал. Давай, мол, возобновим отношения. Соскучился по твоей ласке и всё такое.
— А ты ему что?
— А я ему — шиш! Ты уже человек женатый. Ласку с жены получишь…
— А он?
— Рукой махнул. С тобой, мол, никто не сравнится. Вот и женился бы тогда на мне, говорю. А теперь я уже при кавалере. Его аж перекосило. В общем, поговорили…
Сон улетучивается. Даже в темноте спальни чувствую, с каким победным видом Агнешка мне всё это рассказывает. Остаётся понять, зачем. Возможно, хочет показать, как по ней сохнет бывший любовник, и тем самым набить цену в моих глазах. А может, просто рассчитывает вызвать ревность? Ну, если так, то напрасно. Не то чтобы мне совсем неведомо это чувство, однако ревновать Агнешку я не готов, — по крайней мере, теперь. Я пока не знаю даже, как к ней относиться.
Вполне возможно, что в жизни моей (и в постели) она появилась не случайно. Желание отомстить понятно и, в общем, объяснимо. Однако не исключаю, что пришла она ко мне отнюдь не по своей воле — по поручению Зыха. Почему бы и нет? Подложить свою любовницу тому, кто вызывает его повышенный интерес, этому мерзавцу ничего не стоит. Пусть присмотрит и, возможно, почерпнёт какие-то полезные сведения… А интерес человека-совы к своей скромной персоне я кожей чувствую. И вряд ли дело тут в соперничестве за сердце пани Беаты.
Что-то он ко мне зачастил. Заходит каждый день, интересуется ходом вербовки волонтёров. А вчера вдруг задаёт вопрос, мягко говоря, неожиданный:
— Подготовка близится к финалу. Не думал ли пан возглавить один из отрядов вторжения?
Предложи он мне взобраться на собор Парижской Богоматери со связанными руками, я удивился бы меньше.
— Нет, не думал, — отвечаю со всей возможной откровенностью.
— А почему бы и нет, собственно? — журчит Зых, развалившись на стуле. — Восстание вы прошли, значит, боевой опыт есть. Подберёте себе лучших людей и любой район для действий. Деньги, оружие, амуниция — всё у вас будет, как надо, я позабочусь… И можете не сомневаться, что ваше имя золотыми буквами впишут в историю освобождения Польши!
Золотые буквы — это хорошо. Я бы сказал, заманчиво. И всё же вынужден отклонить лестное предложение, после чего немигающий взгляд Зыха становится ледяным.
— Не хотелось бы усомниться в вашем патриотизме и смелости, — скрипит неприязненно.
— А вы и не сомневайтесь, — успокаиваю его. — Моя смелость тут ни при чём, патриотизм тем более. Речь, скорее, о вашей репутации.
Теперь удивляется Зых.
— А при чём тут моя репутация? — спрашивает неприязненно.
— Вот видите, вы даже не подумали о ней, — мягко укоряю собеседника. — А между тем всё очевидно. Уж простите, но многие в наших кругах знают, что я был неравнодушен к пани Беате. (Зых устрашающе хмурится.) И вдруг я с вашей подачи уезжаю воевать… сую голову в самое пекло… Что скажут люди?
— Скажут, что вы бесстрашный патриот, — рубит Зых.
— Это само собой, — соглашаюсь терпеливо. — Но только после моей героической гибели. А сначала скажут, что вы из ревности отправили соперника на смерть. Проще говоря, спровадили. Шекспировские страсти, коварство и любовь, подлость и благородство… — Выдержав паузу, добавляю значительно: — Мы-то с вами понимаем, что предложение вы сделали от души, без задней мысли. Но людям этого не растолкуешь и злые языки не укоротишь. Один Кремповецкий чего стоит… А политический вождь не должен давать повод для наветов и сплетен!
При слове «вождь» плечи Зыха невольно расправляются, бледные щёки окрашивает лёгкий румянец. При всём уме он тщеславен, как истинный плебей, и сейчас я щедро пролил бальзам ему на сердце.
— Пожалуй, вы правы, — говорит он самокритично после короткого размышления. — Об этой стороне вопроса я как-то не подумал.
— А между тем она лежит на поверхности, — подхватываю я.
Расстаёмся взаимно довольные. Он с моей помощью примерил звание вождя, а я выкрутился из довольно щекотливой ситуации. Подозреваю, что Зых хочет избавиться от меня любым способом, и предложение возглавить один из повстанческих отрядов — пробный шар. Ведь если отвлечься от наших трудных взаимоотношений, мысль вполне здравая. Кому и вести пылких поляков в священный бой за свободу, как не истинному патриоту, проверенному мужественным участием в Восстании и самоотверженной работой в Комитете…
Но вернёмся к Агнешке.
Вообще-то есть один способ (довольно простой, кстати) проверить, сама ли она ко мне пришла или же по заданию человека-совы. Если она, как было сказано, обнаружила мой адрес в бумагах Зыха, то, значит, у неё действительно есть сделанные украдкой ключи, о которых упоминала. А если Зых, отправляя ко мне девушку, просто назвал адрес, то Агнешке предъявить нечего. Даже в целях лютой конспирации Зых не позволит сделать дубликаты ключей от своих бумажных закромов…
Правда, Агнешка может сказать, что ключи выбросила, — теперь, мол, ни к чему, да и хранить их небезопасно. И это самый плохой вариант, потому что мои подозрения остаются не развеянными, а ключей нет. А они мне нужны.
Стол и несгораемый шкаф Зыха… Я должен в них проникнуть во что бы то ни стало. Там лежат нужные мне бумаги, хранящие сведения, от которых зависят жизни многих, очень многих людей. В этом смысле не представляю даже, каким количеством пороха измеряется их взрывная сила. Агнешка чертовски привлекательна, однако, не сочтите за цинизм, ключи для меня ещё привлекательнее. Во всяком случае, сейчас. Остаётся выяснить, существуют ли они вообще и если да, то как их получить…
Завожу нужный разговор через несколько дней в Комитете, когда девушка приходит убирать мой кабинет, а заодно и получить украдкой поцелуй-другой. Глядя, как ловко она управляется с вёдрами и тряпками, задаю вопрос:
— Помнишь, ты говорила, что тайком сделала ключи от стола и шкафа Цешковского?
Прежде чем ответить, Агнешка выпрямляется, вытирает мокрые руки о передник и удивлённо смотрит на меня.
— Помню, конечно, — отвечает, помедлив. — Что это ты вдруг?
Беру быка за рога. Другими словами, усаживаю Агнешку на стул, сажусь рядом и, глядя в глаза, говорю негромко:
— Хочу попросить, чтобы ты их мне отдала на время. Я верну. Если, конечно, они тебе ещё нужны.
— А зачем они мне, — говорит, пожимая плечами. — Мне его переписка теперь без надобности. Я их и вовсе выкинуть хотела.
— Но не выкинула? — уточняю спокойно, хотя, видит бог, спокойствие даётся непросто.
— Нет, забыла про них. Сейчас принесу…
С этими словами Агнешка выходит из кабинета и через несколько минут возвращается. В руках у неё
