опоры высоковольтной линии, гудят провода. Придет в Кудрино большая электроэнергия. Как и придет на смену зимнику настоящая автодорога.
— А пока надо думать, как побыстрее достроить коровник в Рогачеве, — задумчиво говорит Румянцев, усаживаясь за свой письменный стол. — И далеко ж мы живем — на окраине. И даже когда здесь выстроят город, он тоже будет далекий, окраинный…
Подвинув к себе бумагу, взяв остро отточенный карандаш, Румянцев, не дожидаясь приезда Чуркина, начал набрасывать черновик записки на имя Латунина.
2
Игнатий Григорьевич Кучеров появлялся в райкоме партии обычно за час до начала рабочего дня. Всегда у него была масса дел, заковыристых каких-то вопросов, а времени никогда не хватало: сутки казались короче своих двадцати четырех часов.
С тех пор, кака начали вплотную осваивать нефтяные залежи на севере нарымской земли, строить там город в неимоверно тяжелых условиях на заболоченном месте, время приобрело иную ценность: оно уплотнилось. Все было подчинено одной высокой цели: изменить привычную для этих мест жизнь. Да и было ради чего стараться. Будучи от природы человеком выносливым, крепким, Кучеров сравнивал теперь свое состояние души и тела с сильно сжатой пружиной. Расслабленность и покой наступали лишь ночью и то не всегда: телефон мог поднять с постели в любой момент.
На всю жизнь в памяти Кучерова остались месяцы строительства первого крупного нефтепровода, особенно март семьдесят третьего года, когда прокладка трассы, по сути, была уже завершена. Но в отдельных местах еще были определенные трудности. Хватало их и вблизи Парамоновки.
В ослепительно солнечный день марта прилетели сюда Латунин и, уже ныне покойный, министр Мингазстроя Алексей Кириллович Кортунов. Латунин тогда вообще неделями не покидал нефтяную трассу. Требовалось колоссальное напряжение людей и техники, потому что вопрос стоял так: или нитку нефтепровода завяжут в оставшиеся два месяца, или пусковой срок оттянется еще на год. Наступит распутица, вскроются реки, нальются водой болота — все невольно замрет. А восточные районы страны ждали тюменскую и нарымскую нефть, ибо нефть эта была заверстана в план пятилетки. Если поворошить память да полистать блокноты, то встанет то время как наяву…
Вертолет держит курс от Парамоновки к северу. Все, кто на борту, озабочены, погружены в нелегкие размышления. Кучеров как сейчас видит их лица, жесты. Трассовку, где в миниатюре представлена более чем восьмисоткилометровая труба сечением тысяча сто двадцать два миллиметра, где обозначены все «горячие» точки, смотрят министр, секретари обкома, начальники главков. Многие подразделения Мингазстроя возводили тогда этот нефтепровод. В то время ему еще не было равного по протяженности и сечению трубы. Не было равного и по трудности, с какой рождалось это сооружение здесь, в самом сердце Западной Сибири.
Кортунов был озабочен: никто еще не видел улыбки на его усталом, нездоровом лице. Он говорил как бы слегка удивленно:
— Начальники подразделений меня еще ни разу так крупно не подводили. Боюсь, не пришлось бы вам всем держать ответ в Москве на коллегии министерства.
И сразу же уточнялось, кто из руководителей трестов, строительных управлений ослабил дело до такой «тонкости», что оно стало рваться.
Кортунов превосходно знал всю свою огромную армию трассовиков, постоянно общался с ними, жил их тревогами, нуждами, радостями. И на то были причины особые. В годы войны Алексей Кириллович командовал полком, в боях заслужил звезду Героя, а после победного дня почти все воины его полка ушли с ним прокладывать нефтяные и газовые магистрали. Следы их нелегких трудов остались повсюду на территории нашей страны — от знойных песков Кара-Кумов до непролазных болот Васюганья.
А васюганские топи (земли кудринские, парамоновские тоже лежат в их пределах) поистине непролазные. Но эти трясины надо было пройти.
С высоты в ясный день обзор трассы был исключительный. Иногда вертолет делал круг и зависал над каким-нибудь сложным узлом, чтобы все можно было разглядеть, сделать отметки. Все пассажиры записывали себе что-то в блокноты. Записывал по своему парамоновскому участку трассы и Кучеров. Стоит только вынуть из стола свой старый блокнот — и в подробностях вспомнишь беспокойство тех дней.
«Через речку Ильяк перебросить вторую нитку в недельный срок».
«Заметен излом трубы при укладке ее в траншею на 531-м километре. Вырезать повреждение и врезать катушку».
«Ясно, почему произошел излом: укладывали трубу малым количеством трубоукладчиков и погнули!»
«В местах, где провисла труба, подбивать надо снегом. Снег растает, и труба даст равномерную посадку».
«Стрелы у экскаваторов — слабые. Новая машина, а ее приходится сразу усиливать. Конструкторская недоработка».
«Искусственный грунт? Чепуха! Берега начнет размывать. Переувлаженность в наших местах страшная».
«Катерпиллер» в морозы не глушат. Правильно. Чтобы не замерзал, чтобы потом не терять время на разогрев, не портить технику. Удивительная машина — «Катерпиллер»! Ножом срезает полуметровый пласт мерзлоты, точно масло!»
«Роторный экскаватор, машина непрерывного действия, стоит без работы. Расточительность!»
«Трубу фиксировать перемычками через каждые сто метров, чтобы весной ее не подняло паводком».
«Бездействует трубоукладчик. Почему?»
«Прокладка дюкера через речку Кудельку неимоверно затянулась. Страшно затормозились дела у подводников. Видно, у каждого есть в жизни своя Куделька, свой Рубикон».
«Да, положение на трассе можно резко исправить лишь при двухсменной работе. Для освещения ночью электроламповый завод нашего областного центра выделил десять тысяч лампочек, чем полностью удовлетворил запросы строителей. А завод резиновой обуви обеспечил на весну и лето всех трассовиков болотными сапогами».
