мне за помощью.
Я вспыхнула – не ожидала, что мне припишут какие-то заслуги. Я даже не думала, что меня представят сенатору. Мое дело сопровождать Уильямсов, не более того.
– Это миссис Патриша Уильямс, бабушка Эрики и Индии. Она помогает растить их после смерти матери девочек. А это мистер Мэйс Уильямс, отец.
Сенатор протянул руку и, поскольку Мэйс не сделал шаг вперед, выступил из-за стола.
– Добро пожаловать в Вашингтон, мистер Уильямс. Я очень рад, что вы сумели приехать. Миссис Уильямс, очень приятно.
– А мне-то как приятно, сенатор, – сказала бабушка чуть громче, чем следует. – Не каждый день случается встретить кого-то из Кеннеди.
Сенатор застенчиво улыбнулся, а мы прыснули.
– Мистер Уильямс, для меня очень ценно, что вы проделали такой долгий путь. Я понимаю, как вам и вашим близким сейчас тяжело, и не пригласил бы вас сюда, если бы не считал эту встречу полезной. Сейчас в вашей власти повлиять на будущее страны, и я могу поручиться, что поддержу вас.
– Спасибо, сэр. То есть ваша честь.
Сенатор хохотнул.
– Зовите меня Тед, – зычно сказал он.
– А вот и две чудесные юные леди, сенатор, – продолжал Лу, – Индия и Эрика Уильямс.
– Индия и Эрика, для меня огромная честь с вами познакомиться.
Индия вцепилась в мою блузку, а Эрика вяло протянула сенатору руку. Она стояла так близко, что я чувствовала жар ее тела, вспотевшего во время дороги.
– Садитесь, пожалуйста. Индия, Эрика, идите сюда. – Он предложил девочкам стулья около своего стола.
Некоторое время сенатор негромко беседовал с Эрикой: поинтересовался, как дела в школе, спросил, в каком она классе. Чем дольше он говорил, тем больше Эрика расслаблялась. Индия не выпускала из рук любимую куклу, и я заметила, что сенатор то и дело косится на эту игрушку. Видимо, Лу сказал ему, что Индия немая. Напрямую сенатор к ней не обращался, все вопросы задавал Эрике.
Молодая сотрудница внесла небольшой поднос с изящными стаканами и кувшином холодного чая.
– У нас здесь тоже любят этот напиток.
Любезный жест, но чай, несмотря на плавающие в кувшине кружочки лимона, был без вкуса и запаха. Пока мы из вежливости пили, сенатор объяснял порядок завтрашней процедуры. Мой взгляд задержался на модели изящного парусника, стоявшей на каминной полке. Сзади что-то зашуршало, я оглянулась и увидела, как двое служащих что-то быстро записывают в блокнотах. В кабинете стояла духота – еще бы, столько народу.
– Расскажите мне, мистер Уильямс, – сенатор повернулся к Мэйсу и сплел пальцы в замок, – что сказала женщина из клиники, когда в тот день пришла к вам домой?
– Она сказала, что мы с мамой должны расписаться в каких-то бумагах. Мы спросили, зачем это, а она нам, мол… для правительства.
– Больше ничего?
– Сказала, что заберет девочек в клинику. Я подумал, на укол.
Мне захотелось вмешаться, объяснить сенатору, что Уильямсы старались не задавать лишних вопросов людям из государственных служб. Слишком уж сильно они от нас зависели. Либо делаешь, что тебе велено, либо не получаешь в ближайшем месяце льгот. Они отпустили девочек с миссис Сигер, потому что им так велели. Подписали бумаги, потому что им так велели. Вряд ли сенатор это понимает. Он производит приятное впечатление, но, разумеется, принадлежит к той же системе.
– Что было дальше?
– Я спросил ее, где мисс Сивил.
Я заерзала. Трудно было сидеть и молчать, но я напомнила себе, что сенатор пригласил на встречу не меня.
– Что она ответила?
– Сказала, у мисс Сивил выходной. – Мэйс изобразил миссис Сигер.
Сенатор обратился к девочкам.
– Вы знаете, что с вами случилось? – спросил он, и, прежде чем я успела вставить хоть слово, Эрика ответила:
– Мне сделали операцию. Ужас, как было больно.
– Да, мне говорили, что вы чувствовали себя очень плохо, когда пришла мисс Таунсенд.
Всматриваясь в его умное лицо, я поняла, как могут очаровывать политики, способные выказать сочувствие собеседнику.
– Вам известно, что это за операция?
– Мы с сестрой не сможем родить детей.
– Как вы относитесь к этому?
– Я хочу деток. У моей подруги Динеши есть ребенок. Я тоже о таком мечтаю. Каждый день молюсь, чтобы Господь вернул все, как было.
Она рассказывала мне о новой подруге, но не упоминала, что Динеша уже успела стать матерью. Я поставила стакан. Картонной подставки не было – лишь бы на столе сенатора не остался след. Я распрямила ноги, затем снова скрестила. Увидела на колготках наметившуюся стрелку.
– Мистер сенатор, – заговорил Мэйс, – с того дня, как моя жена умерла, я изо всех сил стараюсь дать девочкам хорошую жизнь. Делаю все, что могу.
По лицу Мэйса я понимала, что от слов Эрики он ощутил укол вины. Он согласился подписать документы и, должно быть, никогда себе этого не простит.
Индия вдруг встала, подошла к камину и взяла в руки модель парусника.
– Индия, – шепотом одернула я.
– Ничего страшного, – сказал сенатор, – пусть берет. Если нравится, можешь оставить себе.
Индия замычала и зажала кораблик в кулаке.
– Мистер Уильямс, вы готовы завтра дать показания под присягой?
– Под чем?
– Положив руку на Библию.
– Да, сэр.
– А вы, миссис Уильямс?
– Разве я не для этого прилетела сюда на железной птице?
Сенатор объяснил, как будет проходить заседание и сколько людей будет в зале.
– Сестра Таунсенд, вы сделали для девочек очень много, – громко добавил он. – Завтра я постараюсь добиться для них справедливости.
– Спасибо, сенатор. Я в это верю, – ответила я, не покривив душой. Чувствовалось, что сенатор говорит искренне.
Выходя из кабинета, я взглянула на фотографии на стене, рассчитывая увидеть снимок президента Кеннеди, и на пару мгновений задержалась у рамки с письмом. Прочесть рукописный текст я не успела, но различила внизу витиеватый росчерк «Джек»[29].
– Его брат был президентом, – объяснила я девочкам, пока мы шли по коридору.
– А теперь нет?
– Нет, его убили.
– Кто? – прошептала Эрика.
– Один сумасшедший.
Эрику, похоже, это поразило, и я тут же пожалела, что рассказала ей.
Когда мы вернулись в гостиницу, девочки забрались на кровать в моем номере и уставились в телевизор. Я устроилась рядом – решила, что дам им поваляться до ужина. Мне хотелось, чтобы миссис Уильямс смогла немного побыть одна, насладиться поездкой.
Индия ткнула пальцем в экран и рассмеялась. Девочки сидели вплотную друг к дружке, касаясь плечами. По крайней мере, они всегда будут друг у друга, подумала я. Слава богу.
31
Сенатор предупредил нас, что соберется много журналистов, и оказался прав: у Капитолия фотографы практически сшибали нас с ног. Лу старался их сдерживать, но удавалось с трудом. Хотя сенатор прислал
