простить. Я никогда не смел поднимать руку на слабых. Никогда!
— Чего лежим? — навис надо мной Данил-громадина, грубо встаскивая меня в реальность.
— Отдыхаю. Не заметно?
— Зад не отморозишь?
Я привстал и сложил руки на согнутые колени.
— Не все ли равно? — растопырив пальцы, я прочесал по непривычно коротким волосам. Так и правда удобнее, чем каждый день распутывать длинные пряди. Мама не одобрит, ведь по преданию королевских традиций мужская сила сокрыта в его волосах, потому ин-тэ редко стриглись, но я уже и не мальчик, чтобы беспокоиться о чужом мнении и верить в старые сказки.
Даня поднял голову и, приставив ладонь козырьком, всмотрелся в окно Любавы.
— Следит. А ты нюни распустил.
— Да толку? Я даже поговорить с ней не могу. Разве так можно завоевать женщину?
Русоволосый громко рассмеялся и присел в снег рядом со мной.
— Ради единственной и не такое сделаешь. Просто ты привык получать все и сразу. Без усилий.
— Не думай, что судьба наследника легка, как пушинка. Отец был жестким наставником. Он делал из меня важную фигуру, которую легко передвигать по доске.
— Как в шахматах?
— Аха. Многие знакомые вам вещи есть и у нас. Рояль, например, на Энтаре популярный инструмент. Растения, животные… Мы будто близнецы, что росли с разными родителями.
— Ага, двойняшки, тройняшки… Сколько их, подобных миров? И зачем их столько? — Даниил тяжело выдохнул и зыркнул на другое окно. Я прекрасно знал, что там находятся покои хозяйки. — Некоторые вещи неизменны ни в одной Вселенной, — совсем подавленно буркнул Даня и поднялся на ноги. — Я устал. Пойду в душ, и есть уже хочется. Ты что-то бледный, как моль. Пойди согрейся. Хватит на сегодня, все равно солнце уже на закате.
— Нет, — я снова дернул волосы, пальцы застыли в поседевшей пряди. Так и растут бесцветные после трехлетнего перелета. Я поднял голову в надежде увидеть светлое личико в окне, но закатное солнце ослепило. Выдохнул разочарованно: — Я еще поковыряюсь.
— Она ушла, Синар, — проследив за моим взглядом, Даниил еще больше помрачнел. — Хочешь ее увидеть, иди в столовую.
— Да какой смысл? Все равно говорить нельзя!
Русоволосый протянул мне руку, чтобы помочь подняться.
— А ты такой послушный мальчик, да? — криво улыбнувшись, он лукаво подмигнул мне и ушел.
Азохус, взбивая снег, помчал за хозяином.
— Фу! — гаркнул Даниил. — Яшка, блять, не слюнявь меня! Я не еда. Ну отвали, не до тебя сейчас.
Я все-таки пошел следом, потому что, давясь смехом, невозможно работать.
И пусть я не до конца доверял хвостатому дракону, было в его поведении что-то располагающее. Он словно отец, нет-нет и помогал, незаметно подсказывал, а иногда и розгами лечил. Я готов был сотни раз благодарить его за то, что остановил тогда, если бы не съедающая ежедневная ревность. От нее я по-настоящему сходил с ума.
Когда вернулся к себе, в кончиках охладевших пальцев сильно закололо. Косточки скрутило, а изо рта вырвался белесый пар. Ну началось… Думал, что попустило, но ошибался.
К ужину тело совсем остыло. Кости ломило, горло чесалось от скованности, а ресницы покрылись изморозью.
Я привычно облачился в черный костюм из плотной и довольно ноской ткани. Под курткой была трикотажная кофта с длинным рукавом, что обнимала тело, будто вторая кожа. После просторных королевских рубах я долго привыкал к местным нарядам, но не противился, выбирать все равно не из чего.
Продовольствием в замке занимался Тарис, которого я ни разу еще не видел. Он каждую неделю ездил на рынок, как рассказывал Даня, приезжал на полной телеге, менял лошадей, нагружал повозку ценными минералами, чтобы продать их в городе, и тут же уезжал.
Тарис с последней поездки все еще не вернулся. Скорее всего, виновата непогода, и оружейнику пришлось остановиться в одной из портовых таверн. Дорога далекая и сложная, жителей в замке прибавилось, нужно такую ораву кормить и одевать.
В основном воспитанницами Лимии были девушки с магией. Было ощущение, что хозяйка собирает их со всего света не просто так.
Непокорные короткие волосы я приложил водой и некоторое время сидел на углу кровати, пытаясь дышать. Под ребрами будто куски льда сегодня, было сложно дышать. Я понимал, что без Любавы мне смерть, но волновало другое: нить жизни утащит во тьму и невесту. Если она так сильно не хочет стать моей женой, что ж…
Даня заикался о книге, где есть советы для истинных пар, там даже прописан ритуал разрыва связи. Но в руки мне этот ценный талмуд он так и не дал, мол, рано для таких мер. Драконий гад ее всегда носил при себе, во внутреннем кармане.
Завтра может быть поздно, потому я не выпускал хвостатого из вида и думал, как улучить момент и вытащить у него книженцию.
Сегодня русоволосый выглядел растерянным. Куртку бросил на диванчике около рояля, будто ненужную тряпку. Ел быстро и молча, не поднимая головы и не поддерживая беседу с девочками. Обычно его не переговоришь. Явно что-то случилось.
Присев на свое место за столом и стараясь на пожирать Любаву взглядом, я уставился на полную тарелку. Есть совсем не хотелось, и даже сочное мясо зайца не привлекало. Потянувшись за бокалом вина, понял, что не удержу стекло, заледеневшие пальцы не слушались, посинели. Суматошно убрал руки под стол и до боли стиснул кулаки. Кажется, никто не заметил, что я замешкался. Не хочу, чтобы со мной возились или, не дай Нэйша, жалели.
Я жадно зыркнул на Любаву, но, заметив ее сжатые губы, снова поник и сделал вид, что ем.
Не понимаю, как можно заставить любить того, кто не хочет. Тут никакие ухаживания не помогут, потому не собираюсь плясать перед упрямой девицей, притворяться хорошеньким или делать вид, что способен измениться. Я такой, какой есть. Плевать, что кого-то это не устраивает. Плевать, что со мной будет дальше. Необъяснимая злость сжирала изнутри не первый день, но все это время я отгонял ее, но сегодня позволил войти в грудь и обернуть воющую пустоту коконом.
Больше всего я хотел избавиться от болезни и жуткой похоти, что не дает спать. Вернусь домой и все забуду, а Любава пусть остается на Ялмезе. С Данилом, наверное, будет теплее… Или с Тарисом. Девчонки рассказывали, что оружейник госпожи видный мужчина.
— Синарьен, ты что-то сказал? — холодно спросила Лимия, что сидела по левую руку. Она почти со мной не говорила после случившегося в ту ночь. Да никто из жителей этого мрачного места не говорил, кроме дракона. Словно записали меня в изгои. И поглядывали
