кончиком пальца вниз. Я сама задержала дыхание.
— Это просто лечение, — уговаривала себя, продолжая наносить мазь. Да только воздух в груди заканчивался, а пальцы невольно сомкнулись вокруг напряженного ствола. Провести вниз, раскрывая.
Синарьен вдруг захрипел, затрясся, и на руки плеснуло горячей влагой.
— Любава… — зашелестели его губы.
Я спрыгнула с кровати, словно в меня тьма вселилась. Подняла ладони вверх, отказываясь верить в происходящее. Он не может влиять на меня вот так бесстыдно! Это нечестно.
Когда принц открыл глаза, я в страхе попятилась к двери. Белки его глаз очистились от крови, но взгляд, голодный и пристальный, вызывал в моем теле протест. Я едва не упала от пробежавшей горячей волны от макушки до пят, будто Синар не смотрел, а трогал, облизывал, сминал.
Ринулась к ручке, но открыть ее не успела.
Глава 23
Синар
— Яшка! Ну хватит! — я в который раз оттолкнул голову лохматого и вернулся к работе — нужно перенастроить панель запуска. В сотый раз. Но азохус не унимался, пыхтел, пихался, покусывал штанину и, сбив меня с ног большой башкой, завалил в сугроб.
Мы кубарем покатились по заснеженной площади, обнимаясь и играясь, пока я не придушил питомца и не накормил его ледышками. Он заскулил, вырываясь, но тщетно, я ловко перекрутил его лапы, стянув одной рукой, и вмял в холодную перину крупную тушу, придавив шею животного локтем.
Бросив взгляд вверх, на комнату невесты, всего на секунду замер, ноздри привычно расширились, будто пытались услышать тонкий запах ее кожи. Знакомая штора качнулась, вызвав легкую улыбку на моих губах. Следит. Как всегда. Я чувствовал звездный взгляд, словно Любава не глазами, а руками прикасалась. Каждый день. Каждую минуту.
Она упрямая, даже в чем-то упрямей меня.
Яшка завыл под моей тяжестью, и я сжалился — отпустил беднягу.
Звереныш вырвался из-под меня, как черная вьюга, но с новым рвением набросился и вжал мои плечи в хрустящий наст. Мощный, настоящий Буран, а не Яшка! И, конечно же, этот пакостник зализал мое лицо.
— Фу! — я пытался его скинуть, но негодник не слушался, снова лез и ластился. — Ну хватит, зверюга, ты меня ненароком слопаешь.
Яшка только активней прилизал мои щеки, дернув неприятно едва зажившую рану.
Теперь уже я взмолился.
— Дам мяса, только не ешь меня! — Смех летел вверх, исчезая в снежной кутерьме.
Непогода несколько дней не прекращалась, но я продолжал работать, потому что хотел вернуться домой. Да только Любава наотрез отказалась от перелета назад, а обещание не приближаться не давало мне ни единого шанса изменить её решение. Сам же виноват.
Я украдкой посмотрел на окно на втором этаже. Штора дернулась вновь, скрывая бледное лицо невесты.
Это будто игра, правила которой мне неизвестны. Я желал, но не мог взять. Я раскаялся, но не мог попросить прощения.
И не принц, и пара так себе, и толком не жених…
Даже красоты лишился, теперь уродство ни одна магия не зачистит. Неделя ведь закончилась. Если плоть срослась сама, даже сильная магия не может убрать грубые следы.
Кто я теперь?
Что-то нелепое и несуразное, ненужное в чужом мире.
Откинувшись на спину, прямо в снежную подушку, устало раскинул руки. Плечи уже не первый день сковывает льдом, но я гоню мысли о болезни, уверяя себя, что виновато внезапное похолодание на Ялмезе.
Лимия за ужином заикнулась, что в пустоши впервые за десять лет выпало столько осадков, будто что-то в мире изменилось. Она часто смотрела в небо и улыбалась. Впервые светло улыбалась с того времени, как мы с Любавой сюда попали.
Снежинки все танцевали и танцевали, укрывая черные земли белым…
И я хотел бы сейчас лежать вот так, свободно и непринужденно с Любавой. Наслаждаться потрескиванием камина, пить какао с плюшкой, что приготовит Азарка, и слушать музыку, что выльется из-под пальцев худенькой Мариссы. Я мечтал обнимать невесту за тонкую талию, вести в танце, целовать пухлые губы, слизывать с ресниц капельки соленой влаги. Любава часто плакала, замечал это, когда мы собирались в столовой, и невеста прятала ото всех взгляд. Я хотел бы утешить ее, унять любую боль, но пообещал не трогать. Дал слово ин-тэ, пока сама не захочет, не приближаться, и не мог теперь отступить.
Эти вечера, когда мы рядом, но не вместе, стали настоящим испытанием. Никогда еще не чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным.
В замке готовились к Новому году, что-то схожее с нашим Новогодьем, перевал между проходящим оборотом и следующим. Я же мечтал, что наше с Любавой путешествие закончится благополучно. Тоска грызла, будто ничего уже не изменить. Будто я давно занес ногу над тьмой, и обратного пути нет.
Мы с Даней сутками возились около колесницы, но пока наладили только механическую часть, сварили сломанную ось с помощью магии, привлекли одну из воспитанниц Лимии, владеющую стихией огня, заменили стекла и сидения, которые испортили зубы оски. Дело продвигалось медленно, потому что в этом мире найти нужные материалы и инструменты оказалось сложно, на все нужно время. А его у меня нет, судя по ледяным пальцам, которые последние несколько дней отказывались работать. Надежды на запуск почти не было, но я не отчаивался. Да и тяжелая работа отвлекала от мыслей о невесте.
Любава так и не подпустила к себе. Сначала я злился, психовал, даже угрожал ей, пытаясь поговорить, чем только усилил сопротивление. Она взяла с меня слово больше никогда не подходить к ней.
В тот день, когда она лечила меня мазью, я набросился на девушку под действием необъяснимой эйфории, задрал юбку и едва не взял силой. Любава истошно закричала, отчаянно ударила меня в грудь и даже смогла оттолкнуть. Именно это спасло ее. И меня. Белянка бросилась в коридор, я за ней, обезумевший, а там меня остановил Данил. Кулаком в челюсть.
И я пришел в себя. Словно нырнул под лед.
— Любава, — Даниил обратился к девушке, что забилась в угол, — иди к Лимии в покои, я с этим… — русоволосый глянул на меня, как на мусор, — побуду.
Это было словно в другой жизни. Не верилось, что я на такое способен.
До сих пор не понимаю, что со мной случилось. Прокручивал в голове те события тысячи раз, но так и не смог найти ответ. Неужели яд осок может так отравлять разум? Тьма попутала, не иначе, но сделанного не исправить простыми словами, нужны поступки… Да только память подкидывала в кошмарах то, что я и сам себе не мог
