class="p1">На очереди Австро-Венгрия, уже основательно потрясенная и потрепанная, потерявшая два десятка дивизий в Галиции, причем остатки одной из армий капитулировали в Перемышле — время крепостей прошло, в плотной осаде они уже не могли продержаться больше месяца. Да, наступление Юго-Западного фронта немцы остановили, спасая союзника от разгрома, но заплатили за это большую цену — отказом от стратегической инициативы из-за понесенных потерь. Второго удара, уже с трех направлений, из Закарпатья русскими, от Дуная новым фронтом «соединенных славян», и в Трансильвании валахами (те вряд ли удержатся от соблазна), союзная германо-австрийско-венгерская армия уже не выдержит.
Но то произойдет весной следующего года — торопиться не стоит, пусть в стане врага наступит голод, отягощенный осознанием, что перспективы к продолжению войны отсутствуют, и в конечном итоге будет неизбежное поражение. Конечный итог закономерен, хотя кто его знает — а вдруг кайзер найдет нетривиальное решение, которое станет совершенно неожиданным…
Линкоры типа «Вирибус Унитас» Австро-Венгрии. По своим боевым возможностям превосходили русские линейные корабли типа «Севастополь». Но оказались бесполезными, так и не выйдя на бой. Построено четыре корабля, два из которых были потоплены в результате проведенных итальянцами диверсий.
Глава 43
— Как сказал генералиссимус — «гинденбургов» у нас нет! Зато «куропаткины» нашлись, всех к делу приспособили!
Павел Карлович усмехнулся — он возвращался в Варшаву на литерном поезде, царь остался в Крыму. Но это не означало, что монарх не управляет империей — как бы, не так — Николай Александрович постоянно держал руку, как говорится, на «пульсе», а в столице постоянно пребывал Председатель Совета Министров Петр Аркадьевич Столыпин, такой же энергичный, но ставший более жестким и очень требовательным. Бюрократы только поеживались — не выполнить поручение, «заволокитить», стало для них смертельно опасным занятием — вылетали со службы на раз-два, с «волчьим билетом», а порой без мундира и пенсии.
Такая же картина была в армии — «любители синекуры» и ленивые по старости генералы вылетали из рядов императорской армии, что птенцы из гнезда — камнем вниз. Значительная их часть была просто списана на пенсию еще в первый год войны, за «профнепригодностью», других лишали должностей моментально за провинности или безынициативность. Либо наоборот, за излишние «усердие», которое приводило к большим и ничем неоправданным потерям. Такие тоже лишались права на ношение мундира, отчего в русском языке раньше времени появилось слово «лишенец», правда, с иным наполнением. И не надо думать, что тут было какое-то русское «новшество» — «папаша» Жоффр во Франции поступал куда круче — там всех генералов, что не вписались в войну с ее новыми требованиями, отправляли на поселение в славный город Лимож. Отчего появился на свет новый глагол — «лиможировать», который даже сравнивали с другим глаголом, связанным с изобретением «доброго доктора» Гильотена.
Зато множеству других генералов, в том числе и оскандалившемуся в русско-японской войне Алексею Николаевичу Куропаткину, нашлись занятия по душе — их держали на административных должностях, где требовалась честность и порядочность. Особенно в ВОСО — там всплыли махинации с вагонами, и под военный суд отправили «выводками». С обвинением не церемонились — все, что несет ущерб армии, которая ведет войну с могущественным противником, является изменой в том или ином виде, или вредительством, что ничем не лучше. Вместе с ними под расправу пошли и чиновники с министерства путей сообщений, и воротилы бизнеса, что «соблазняли» взятками нестойкие души.
Однако сам Куропаткин на соблазны не поддался, а император на уговоры, утвердив суровые приговоры. Ренненкампф же привел их в исполнение во дворе Варшавской цитадели — причем сам наблюдал за казнями, после чего в петербургском «свете» у него не осталось «друзей». Но Павел Карлович прекрасно понимал, что самодержцу требуется от него гарантия полной преданности, и пошел на это — выиграть войну было намного важнее собственных желаний и реноме. Впрочем, его поддержала армия, и тыл притих, осознав, что политиканствовать стало смертельно опасно. Причем цензуру не вводили, но все редакторы газет отвечали собственной головой за достоверность изложенных материалов. А когда первый десяток либералов, подумавших, что можно писать любые «фейки», был обвинен в работе на врага и отправился в отдаленные местности за Полярным Кругом, «борзописцы» махом утихли. И понятно почему — стало страшно, что за «язык» притянут!
Война «очистила» армию всего за год, чем любые реформы за десятилетия. Канул в «лету» пресловутый «принцип старшинства», за ним «испарились» привилегии генштабистов и гвардейцев. Теперь на командование полками, дивизиями и корпусами ставили строевых командиров, что прошли по всем служебным ступеням с самого низа.
Порочная практика, в которой «моменты», отбывшие формальный ценз командирами рот и батальонов, сразу ставились на корпуса и армии, была упразднена за вредностью. Они продвигались вверх, но исключительно по штабной линии, а службу в строю начинали комбатами — полк давали редко. Зато огромное число отличившихся в боях полковников становились генералами, благо вакансий было достаточно, ведь количество пехотных и конных дивизий возросло в два с лишним раза, пусть и уменьшившихся по численности почти вдвое. Но зато исчезло дробление на бригады, ведь дивизии и стали ими по сути, но с гораздо большей вооруженностью и подвижностью, реформированные с учетом не этой, а следующей (если она еще будет — тут можно ее и избежать) мировой войны…
— А государь-император Николай Александрович совсем другим стал — видимо, очень ему не хочется отречения с революцией, и смерти со всем семейством в подвале дома Ипатьева. Иным стал самодержец, меня постоянно подмывает в струнку перед ним вытянуться. Духом военным пропитался, и не лезет ко мне с «ЦэУ» — ума хватает!
Павел Карлович закурил папиросу, разглядывая через стекло вагонного окна железнодорожную станцию провинциального городка с мазанками на окраинах. После того, как монарх потихоньку вытянул из него информацию, новомодное среди историков течение «украинцев» перестало существовать как таковое. Их принялись рассматривать как агентов Габсбургов, что в принципе было весьма близко к истине. Потому и «прессанули» по полной программе — жандармы не церемонились, живо подыскивали статьи в Судебном Уложении, а дальше «путевка» в Сибирь на вечное поселение в отдаленных местностях с вечной мерзлотой и «карликовыми» березами.
В занятой Галиции было учреждено генерал-губернаторство, где население в целом было русинское, лояльно к империи, за исключением поляков и местных националистов, долго взращиваемых австрийской администрацией. За тех, и за других принялись серьезно, шляхту лишили земель, у немецких помещиков просто отобрали усадьбы без всякого выкупа, проведя конфискацию. Население встретило реформы с восторгом — вечно нищее и забитое крестьянство стало надежной опорой трона.
Сам Львов запретили впредь именовать Лембергом под страхом каторги — принялись вышибать
