на полку.
– Ну, вот ведь сюрприз! Мы на тебя воскресенье потратили, хотя дочке давно обещали на эти выходные в Сьяновские каменоломни всей семьей съездить, а вместо этого я вчера полдня и сегодня все утро готовила, ты же вместо того, чтобы спасибо сказать, заявляешься и утверждаешь совершенно голословно, что у моего мужа болезнь Паркинсона. Хорошие гости из провинции, нечего сказать, очень хорошие!
Зоя поняла, что ничего доказать разъяренной женщине не сможет. Но не сожалела, что сказала: пройдет время, та успокоится и задумается над ее словами. И наверняка рано или поздно заставит мужа навестить невролога.
Только к тому времени будет уже поздно – впрочем, поздно было уже и сейчас.
– И скажи на милость, ты что, у нас великий диагностик или как это там у вас, врачей, называется? Можешь выносить столь безапелляционный вердикт, едва взглянув?
Нет, тут работал не взгляд, а нюх. Но если она жене сводного двоюродного брата расскажет еще и о своем даре, та точно вызовет мобильную бригаду из Кащенко.
И будет даже права.
Вздохнув, Зоя проигнорировала вопрос.
– Ты права, я испортила вам выходные, это так. И наговорила тебе вещей, о которых, однако, не жалею. Ты остынешь и сделаешь правильные выводы, я это знаю. Что же касается того, как я ставлю диагнозы, то это не важно. А теперь, думаю, мне пора…
Зоя слышала, как жена сводного двоюродного брата вечером вела долгий телефонный разговор с матерью мужа, а та, зайдя в комнату, отведенную Зое, сказала:
– Извини, но не понимаю, отчего ты невестку мою взбаламутила и наговорила ей о Паркинсоне. Если муж моей сводной сестры им заболел, это не значит, что и мой сын им заболеет!
Голос ее дрожал от негодования, и Зоя просто ответила:
– Вы правы.
Тетка же продолжала:
– И вообще, это крайне безответственно, ты ведь должна понять!
Зоя снова произнесла:
– Вы снова правы.
Та, уже смягчившись, заявила:
– Ну, понимаю, что тебе везде мерещится теперь Паркинсон, со мной тоже такое было бы, но прошу больше об этом не говорить и членов моей семьи не стращать. Я же тебе сказала, что мы все абсолютно здоровы!
Зоя снова покорно произнесла, понимая, что это отнюдь не так:
– Да, вы снова правы.
И, несмотря на то что тетка утром встретила ее крайне радушно, она, поблагодарив ее, собрала вещи, сказала, что ей пора, и ушла.
Задерживать тетка ее не стала.
Наконец настал понедельник, и Зоя, которая ночью не спала, а пролистала прихваченные из дома записные книжки, отправилась на этот раз не в НИИ нейрохирургии им. Бурденко, а на Цветной бульвар, где должен был обитать профессор Курилло.
Она помнила, что ей сказали: он возвращался с зарубежного симпозиума в субботу, а на работу выходил в среду. Значит, два дня он был дома, и она могла его навестить.
И изложить свою проблему в надежде на то, что он ей поверит и сможет помочь.
Оказавшись перед подъездом искомого дома, Зоя обрадовалась, что дверь с кодовым замком распахнута настежь, и прошла внутрь.
Жил профессор на двенадцатом этаже, и она намеревалась воспользоваться лифтом, однако так и не рискнула шагнуть в него, потому что едва двери распахнулись, в лицо ей ударил знакомый аромат прелых ландышей.
Пришлось воспользоваться лестницей, но это было не лучше: по мере того, как она поднималась, терпкий, раздирающий легкие и кружащий голову запах прелых ландышей усиливался.
Столь знакомый ей запах смерти.
Зоя понимала – в этом доме кто-то умер или был при смерти. Она намеренно быстро проскакивала этажи, чтобы не унюхать, за какой дверью располагается источник запаха прелых ландышей.
Потому что это означало бы, что смерть гнездилась именно там.
Наконец, она оказалась на двенадцатом этаже – и едва удержалась на ногах, до того сильным и концентрированным был тут запах смерти.
Увидев нужную латунную цифру на солидной, обитой черным дерматином двери, она поняла, что вот она, квартира профессора и члена-корреспондента.
Именно оттуда шел запах прелых ландышей, более известный ей как запах смерти.
В оцепенении Зоя некоторое время стояла перед дверью, не зная, как поступить. Еще до того, как она успела что-то предпринять, дверь распахнулась, и она увидела заплаканную невысокую молодую женщину.
– Вы из похоронной фирмы? – произнесла она, обращаясь к Зое. – Долго же вы! Проходите!
Телефон у нее в руках зазвонил, и женщина, приложив трубку к уху, исчезла, растворяясь на просторах огромного коридора.
– Да, да, сегодня утром. Ну да, во сне, желанная смерть. Сердце, а что еще… – донеслось до нее. – Наверное, нагрузки из-за перелета. Но он непременно хотел на эту чертову конференцию.
Зоя шагнула в квартиру профессора, стараясь не дышать: до того амбре прелых ландышей было сильное.
– Андрон! Тут приехали из похоронной фирмы! – раздался откуда-то сбоку голос открывшей ей дверь молодой женщины. – Поговори с ней!
И продолжила вести беседу с невидимым собеседником:
– Ну да, мы все в шоке, но сердце у него было слабое, это факт. Думали, однако, что лет десять, а то и все двадцать у него в запасе есть. Ну, что тут уже поделаешь…
Зоя, закрыв глаза, старалась не дышать. Она не сомневалась уже, что речь шла о смерти во сне профессора и члена-корреспондента.
Специалист, к которому она пришла, чтобы обратиться за помощью, умер накануне ее визита.
Значит, так тому и быть, и молодая особа, наверное, его дочка, права – ничего тут уже не поделаешь.
Но кто поможет ей избавиться от ее дара? Были ведь и другие нейрохирурги, светила, профессора и члены-корреспонденты. Только сможет ли она говорить с ними столь же откровенно, как вела бы речь со старинным другом отца?
Похоже, здесь ей было делать нечего, и чтобы не усугублять и без того досадную путаницу, причем в столь деликатный и трагический момент, ей надо было немедленно удалиться – здесь ей было делать нечего.
Зоя открыла глаза и, вскрикнув, пошатнулась. Потому что прямо перед ней, склонив голову и внимательно глядя на нее, стоял Антон.
Тот самый, который погиб в автокатастрофе, сев в джип и не доехав.
Он вовремя подхватил ее, когда она, оседая на пол и ничего не понимая, вообразила, что у нее начались галлюцинации. Однако нет, Антон был живой и невредимый – но как такое возможно?
Молодой человек, подхватив Зою, на руках отнес ее в одну из комнат и положил на кушетку. Пока он нес ее, Зоя, держась за его шею, чувствовала себя абсолютно счастливой. По щекам текли теплые слезы счастья.
Значит, Антон не умер, все
