Я почувствовал, как он задрожал всем телом и дружески поддержал его за плечи.
- Даже на пороге мучительной смерти я буду повторять эту молитву снова и снова, - сказал я громко, - боги знают, в чем я виноват перед ними и по справедливости накажут меня. Теперь и вы владыка знаете все о моих грехах.
Я помог Фифону подняться и усадил на лавку. Казалось, последние силы покинули старика. Он со стоном облокотился о стену и вытер опухшие от слез глаза.
- Великая сила заключена в молитве, - наконец сказал он, - боги следят за нами со сверкающих вершин. Они видят все - и правду, и ложь. И не будет спасения тому, кто попытается их обмануть.
- И ждет его страшная кара, - добавил я.
На следующий день владыка опять заглянул ко мне. В этот раз он пришел без охраны.
- Здравствуй, заблудшая душа, - сказал он, входя в комнату.
- Здравствуйте, владыка.
Я опять опустился на одно колено, но он обнял меня за плечи и поднял с пола.
- Незачем передо мной спину гнуть, - сказал Фифон, - в конце концов, я всего лишь священник.
Он сел на лавку и постучал пальцами по доске, приглашая меня последовать его примеру.
- Завтра тебя отведут на казнь, а после выведут за ворота. Что ты станешь делать, когда покинешь столицу?
Я с удивлением посмотрел на него и печально улыбнулся.
- Если не умру в первой попавшейся канаве, то скроюсь в лесах. Чудовищу со страшным клеймом на лице там самое место.
Фифон кивнул. Владыка не мог не знать, что многие после такой казни умирали в течение нескольких дней в страшных мучениях. Клеймили в королевстве крайне редко, но такое случалось. Монахи, которые внимательно следили за человеческими недугами и составляли справочники по медицине, в подробностях описывали страдания несчастных.
- Отшельники часто уходили в леса и находили там утешение и покой. Говорят, в западной пуще есть священные места, которые до сих пор скрыты от мира и только истинный праведник может отыскать их.
Я удивленно посмотрел на старика. Зачем он говорит мне все это, и какое ему дело до того, куда я направлюсь изуродованный раскаленным железом и покинутый всеми?
Перехватив мой недоуменный взгляд, Фифон улыбнулся и чуть заметно кивнул головой.
Неужели владыка намекает на древнее святилище, в котором мы укрывались от черных гвардейцев, когда вернулись из степи?
- Какой же я праведник? - с сомнением сказал я.
- Молись, проси богов о прощении и тогда они не оставят тебя в своей милости. Где бы ты ни был, они найдут тебя и предложат свою помощь.
Мне показалось, что Фифон особенно выделил слова "найдут и предложат".
- Я понял, владыка, - быстро сказал я, - единственное, что может мне помочь это молитва.
На прощание понтифик сжал мою руку.
- Прощай, Тибон.
- Прощайте, отче. Не скажите напоследок, где я нахожусь. Что это тюрьма или подвал во дворце?
Владыка удивленно вскинул брови.
- Тебе не сказали? Ты в центральной тюремной башне, в "Толстушке".
Я кивнул. В сущности, это ничего не меняло, просто мне было интересно.
- Прощайте, владыка. При случае помолитесь обо мне.
Ночью я так и не смог заснуть. Никогда прежде я не испытывал такого ужаса, как в эти последние часы перед казнью. Ни Великая битва, ни опасное путешествие через степь не пробуждали во мне такого животного страха. Я был готов, на что угодно лишь бы только избежать наказания, придуманного Мароном. Сейчас даже смерть представлялась мне меньшим злом.
На рассвете слуги принесли чистую одежду - штаны и рубашку из толстой шерстяной ткани, и большую кружку воды. Похоже, еда перед казнью мне не полагалась. Я переоделся, залпом выпил воду и отправился вслед за тюремщиками. В этот раз вместо черных гвардейцев ко мне приставили трех здоровенных надзирателей. Огромные и свирепые, словно демоны из преисподней они не нуждались в оружии. Сражаться с такими великанами было бесполезно. При всем желании я бы не смог дотянуться своими кулаками до их тяжелых квадратных подбородков, а если бы и попытался, то мои удары показались бы гигантам не страшнее комариных укусов.
- Далеко идти? - спросил я, выходя из камеры.
- Успеешь притомиться, - усмехнулся самый могучий надзиратель.
"Толстушка" считалась одной из самых высоких башен королевства, и впереди меня ждало трудное восхождение. Как и все в долине я знал, что на самом верху на смотровой площадке было оборудовано место для публичных казней. Поговаривали, что некоторые дворяне с радостью платили большие деньги, чтобы посмотреть на то, как палачи наказывают преступников. Многие приводили с собой жен и даже детей. Среди столичных богачей кровавые казни считались одним из самых острых развлечений.
Первые этажи "толстушки" представляли из себя настоящий лабиринт с тесными переходами, узкими дверными проемами и крутыми винтовыми лестницами. Наверно если бы я сумел убежать от своих мучителей, то заблудился бы среди бесконечных тоннелей, многие из которых заканчивались хитроумными ловушками или тупиками. Если бы дюжие охранники не направляли меня пинками и грубыми окриками я бы уже давно сбился с пути.
Начиная с третьего этажа коридоры стали просторнее, лестничные площадки шире, а прорубленные для света узкие бойницы превратились в широкие оконные проемы. То ли в свое время зодчие по приказу короля перестроили башню, то ли изначально так и задумали - оставить мрачное подземелье внизу, превратив верхние помещения в комнаты для судей и писарей. На этих уровнях жилых камер не было, только допросные и пыточные. Несчастных сидельцев по утрам приводили для дознания, а вечером стаскивали бездыханные тела вниз.
Несмотря на плохо зажившую рану и перенесенные побои я легко поднимался по лестнице, зато тюремщики обливались потом и тяжело дышали словно сомы, выброшенные на берег. Добравшись до четвертого этажа, они решили немного передохнуть. Мы остановились на лестничной площадке. Чтобы я не сбежал, один надзиратель поднялся на несколько ступенек вверх, преградив мне путь на крышу, а двое других перекрыли спуск.
- Нам нужно отдышаться, - сказал один из них, обращаясь ко мне, - думаю, ты не сильно торопишься?
Остальные тюремщики заржали, словно степные кони.
Мне было не до шуток, поэтому я промолчал и постарался унять предательскую дрожь в руках.
- Дай попить, - попросил один из надзирателей и второй протянул ему кожаную флягу. Толстяки не обращали на меня никакого внимания. Да и, правда, куда я
