этот воин явно не был знаком со старым бандитом Полуном, иначе столичный житель знал бы, как опасно поворачиваться спиной к настоящим разбойникам. Остро заточенная ложка, которую я готовил специально для такого случая, оказалась у меня в руке прежде, чем гвардеец успел сделать несколько шагов. Немедля ни секунды, я запрыгнул ему на плечи и вонзил свое оружие в мускулистую шею, ударив в то место, где билась синяя жилка. Несмотря на тяжелую рану, великан сумел стряхнуть меня со своей спины. Отлетев в угол, я больно ударился о стену, а телохранитель Марона зарычал и отступил к двери. Если бы он сразу не зажал рану ладонью, то мгновенно истек кровью. Даже сейчас она просачивалась между толстыми пальцами. Раненый великан выхватил из ножен меч и бросился на меня. Ужас и ненависть до неузнаваемости исказили его лицо. Он был похож на раненого быка, которому удачливый охотник с первого раза перебил яремную вену. Я перекатился через лавку уворачиваясь от блеснувшего в воздухе клинка. Меч просвистел у самого лица. Оказавшись на полу, я скользнул под лавку и что было сил, пнул гвардейца пяткой по косточке правой ноги. Поскользнувшись на каменных плитах, он упал и со всей силы ударился грудью и лицом о мое жесткое ложе. Оглушенный воин замер на полу, ладонь, которой он зажимал рану, безвольно опустилась и кровь забрызгала все вокруг.
Конечно, я не добрался до Марона. Собственно, набросившись на охранника, я понадеялся на то, что взбесившиеся гвардейцы просто зарежут меня, но молодой король остановил расправу. Избитого и окровавленного меня вытащили из камеры и бросили в другую, которая была еще меньше, чем предыдущая.
- Ты просто отсрочил неминуемую казнь еще на несколько дней, - сказал на прощание Марон, - я хочу, чтобы твои ушибы и синяки зажили. Мне приятно будет, если палач поставит клеймо на твое чистое лицо.
Сразу после происшествия в камере гвардейцы связали меня и держали в таком положении, пока хирург не зашил мне разбитую бровь и не обработал другие раны. Все следующие дни тюремщики зорко следили за тем, чтобы я не покончил с собой. У меня отобрали все, что могли даже ремень, а вместо железной ложки дали деревянную. Похоже, Марон очень хотел, чтобы я предстал перед ним в момент казни живой и здоровый. Чтобы позлить охрану, я время от времени начинал выкрикивать в адрес короля и его ближайшего окружения отвратительные ругательства. Досталось не только Марону, но и Гамону и всем тем, кто имел хоть какое-то отношение к черным гвардейцам, включая всех родственников до двенадцатого колена.
На третий день ко мне пришел посетитель. Неожиданно дверь распахнулась и на пороге возникла долговязая фигура в длинном до пят монашеском одеянии.
"Неужели владыка?" - подумал я.
Послушники и монахи первых кругов носили куртки с капюшонами, а длинные плащи до пола полагались только старшим.
Фифон зашел в комнату, тяжело опираясь на толстый резной посох.
- Здравствуй, Тибон.
Я низко поклонился.
- Здравствуйте, отче.
За спиной владыки маячили черные гвардейцы. Вместо мечей они держали в руках деревянные палки. Наверно Марон посчитал, что таким оружием при случае они не смогут убить меня, а только покалечат.
- Оставьте нас, друзья, - сказал владыка, обращаясь к охране, - Тибон не сделает мне ничего плохого.
- Он кидается на всех словно дикий зверь, - сказал один из воинов.
- Меня он не тронет, - понтифик улыбнулся и закрыл дверь перед носом гвардейцев.
- Ты ведь не станешь набрасываться на меня с ложкой? - спросил он у меня и присел на краешек лавки.
Вместо ответа я опустился на одно колено и склонил голову.
Фифон убрал в сторону посох и возложил сухую ладонь на мою макушку.
- Я пришел преподать тебе утешение в трудную минуту.
- Благодарю, отче, - я склонился еще ниже.
- Что мучает тебя, что страшит?
- Я боюсь казни, боли и последующих мучений.
Владыка погладил меня по голове, словно маленького ребенка. Я вздрогнул от этой неожиданной ласки.
- Рану смажут целебным бальзамом и тебя отпустят с миром. Король обещал мне это.
- Великая милость, - зло сказал я и почувствовал, как рука старика дрогнула.
- Король вправе карать нас и миловать. Разве ты не согласен с этим?
- Меня не за что наказывать, - дерзко ответил я.
- Ты выступил против короля, - сурово сказал владыка и убрал руку.
Я поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза.
- Мы с Ругоном выступили против Дидона и поплатились за это. Мы хотели свергнуть тирана, и никто из нас не думал, что Марон после смерти настоящего короля узурпирует власть. Он самозванец.
- Замолчи, - воскликнул Фифон, - не гневи богов! Молодой король предъявил знак великого рода, и множество свидетелей видели это. Я тоже видел.
"Неужели старик ничего не знает и считает меня преступником?" - удивился я.
Владыка с укором смотрел на меня.
"Почему бы и нет?" - подумал я, - "чтобы возвести Марона на престол, Гамон мог придумать любую ложь. Все мы безоговорочно доверяли ему, и если даже Ругон попался в расставленную им ловушку, то почему бы владыке тоже не поверить "старому другу"?"
В том, что Фифон не мог участвовать в предательском плане Гамона, я не сомневался ни минуты, но кто убережет старика от обмана? Я должен был открыть ему правду, чего бы мне это не стоило.
- Пусть так, - для вида согласился я и тут же попросил, - вы не откажетесь помолиться со мной в два голоса, владыка?
Это была довольно дерзкая просьба. Обычно только равный мог просить старейшего о величайшей милости. По древним церковным канонам молящиеся должны были опуститься на колени друг напротив друга и, уткнувшись лбами вместе обратиться к богам. Почему-то я решил, что Фифон мне не откажет и оказался прав.
- Хорошо, - сказал старик и с трудом опустился на колени, - но тебе потом придется поднять меня, - со вздохом добавил он.
На удивление Фифона после того, как мы соприкоснулись лбами вместо молитвы о прощении заблудшей души, я шепотом поведал ему историю своей жизни от начала до конца. Я рассказал о том, как нашел в древнем святилище драгоценный амулет, как Ругон спас меня во время дуэли, как я обманом завладел имуществом Тагона, как погибли заговорщики и как Марон стал королем.
В конце моего рассказа владыка беззвучно заплакал.
